боли. Лицо Алекса тоже перекосило, но он то ли успел задержать дыхание, то ли дым до него еще не дополз.
Я же сейчас попросту задохнусь! Надо выбираться на улицу!
— На выход! — правильно понял фон Рейсс. — Только медленно!..
Мы вышли на свежий воздух, и новый приступ кашля накрыл меня целиком и полностью. Из глаз выступили слезы, но тычок в спину заставил меня идти дальше, за лазарет, откуда нас уже не было видно с аппельплаца.
— Пришли, — негромко сказал рапортфюрер.
Я остановился и повернулся. Пистолет в его руке был нацелен мне в грудь.
— Поговорим начистоту, Шведофф? — предложил Алекс. — Сейчас, когда остались только ты и я…
— Поговорим, — согласился я. Нужно тянуть время и ловить момент. Рано или поздно мой враг расслабится и тогда…
— Если дернешься, буду стрелять, — предупредил фон Рейсс. — Хотя, признаюсь, мне чертовски любопытно узнать твой секрет!
Я тяжело вздохнул:
— Нет никакого секрета, я обычный пленник. Такой же, как и все прочие здесь. Воевал, был ранен, контужен, попал в лагерь…
— Допустим, — протянул Алекс, поигрывая пистолетом. — Но ты ведь работал на местное подполье?
По лицу его тек пот, рот непроизвольно кривился. Кажется, он все же был ранен, но старался этого не показывать.
Признаться, что ли? Все равно это не играет уже ни малейшей роли.
— Работал, — сказал я, — труп Осипова не на моей совести, я лишь помог избавиться от тела. А вот профессора Вебера я прикончил лично.
— А тело? — жадно спросил фон Рейсс.
— Сжег в крематории.
— Так просто… и никто не найдет, сколько не ищи.
— Виндека тоже я убил, а женщин отпустил. Ты был во всем прав, рапортфюрер. Твоя чуйка сработала прекрасно!
— Но показания выбить не удалось, хотя я старался… очень старался. Почему? Что с тобой не так?
Я заметил, как на правом боку у рапортфюрера постепенно расплывается темное пятно венозной крови. У него повреждена печень? Тогда жить Алексу осталось совсем немного.
Туда ему и дорога!
Главное, чтобы напоследок он не прихватил с собой и меня.
— Все здесь, в документах! — я поднял папки вверх на вытянутых руках и сделал небольшой шажок к фон Рейссу. — Доктор Риммель не зря проводил свои опыты, он все отыскал!
Взгляд Алекса непроизвольно переместился на папки, и тут я швырнул их ему прямо в лицо, а сам прыгнул вперед, головой врезавшись в его грудь и сбивая с ног.
Упали мы неудачно. У рапортфюрера что-то хрустнуло в спине, у меня от дикой боли в ноге перехватило дыхание, но в себя я пришел первым и тут же схватился обеими руками за кисть Алекса, стараясь выкрутить руку и вырвать пистолет из его ладони.
Он вцепился в оружие, как клещ, и никак не хотел его выпускать. Тогда я ударил его локтем в висок, а потом вторым тычком — в печень.
Рапортфюрера охнул и отпустил пистолет. Ему было очень больно, я видел это. Смертельная бледность опустилась на его лицо, сопротивляться он больше не пытался.
Я поднялся на ноги и нацелил оружие на немца.
— Ты был прав, фон Рейсс, — сказал я, — у меня есть еще одна тайна. Этот секрет не знает абсолютно никто.
— Расскажи, — прохрипел Алекс, — прошу…
— Все просто, — улыбнулся я, — дело в том, что я прибыл из далекого будущего убивать фашистов! Это у меня отлично получается…
И нажал на спусковой крючок.
Эпилог
Из многих тысяч заключенных Заксенхаузена в живых осталось восемьсот человек. И даже это число оказалось огромной удачей, учитывая, что восстание произошло, по сути, спонтанно, и хотя генерал Марков и его люди имели кое-какие наработки, вроде комплектов формы унтер-офицеров и солдат-эсэсовцев, украденных со склада, нескольких пистолетов, винтовок и гранат, которыми Зотов уничтожил броневики, но этого было чертовски мало.
Повезло, что поначалу эсэсовцы старались уберечь Гиммлера. Если бы не это, то… пулеметы на вышках выкосили бы всех и каждого в пределах видимости, а автоматчики добили бы уцелевших.
Чуть приволакивая ногу, я вышел к главным воротам со свертком в руках. В свертке — мундир офицера СС, который я снял с трупа Алекса фон Рейсса. Потом, чуть позже, нужно будет переодеться. Сейчас же делать это было рано, еще примут за уцелевшего эсэсовца и добьют свои же, не разбираясь.
Все документы в папке доктора Риммеля, поразмыслив, я сжег, бросив их в полыхающий лазарет. Возможно, изучив бумаги, я смог бы многое понять о себе, но если они попадут в чужие руки, то причинят немыслимый вред. Рисковать я не хотел.
Генерал Марков героически погиб в бою, и командовал выжившими сейчас Яков Джугашвили. Это было не по уставу, среди пленных имелись и более высокие армейские чины, но Яков стал неким символом для уцелевших — еще бы, сам сын Великого Сталина повел людей за собой и победил. Поэтому оспаривать его право отдавать приказы желающих не нашлось. Впрочем, я не сомневался, что он прислушается к советам Бушманова и Девятаева, которые уцелели и теперь думали, что делать дальше.
Немцев вырезали до последнего человека безо всякой жалости. Крюгер, кажется, выжил, его сегодня не было в лагере, но Зорге и многие высокопоставленные чины уйти не успели. А вот Антон Кайндль сбежал, оставив лагерь на произвол судьбы. Что же, надеюсь, Гитлер ему этого не простит, как и гибели Гиммлера.
Я до сих пор чувствовал кровь рейхсфюрера СС на своих руках, и это было приятное ощущение.
Что делать с маньяком? Отпустить, предать праведному суду или взять правосудие в свои руки. Пожалуй, если бы была хоть малая надежда, я бы не стал его убивать. Отдал бы нашим, а там Нюрнберг или иной другой трибунал, без разницы. Но в моем случае выбора не имелось. Убей или отпусти на свободу, и я выбрал первый вариант.
— Уходи отсюда, братишка! — крикнул мне один из заключенных, пробегавших мимо. — Скоро тут будет жарко!
Я и сам это прекрасно понимал. Времени на сборы было чертовски мало. Я был уверен, что о восстании уже знают в Берлине, и что в нашу сторону движутся отборные части СС, чтобы покарать и уничтожить всех причастных.
Люди сновали по лагерю, собирая оружие, продукты питания и прочие нужные вещи. Куда они пойдут?
Скорее всего, часть попытается
