переговариваясь шепотом. Раненый не откликался на голос.
– Спит? Или… Нет, не холодный.
– Погоди, за мышцу ущипну… Гримаса! Ну слава Богу, глаза открывает.
– Вы меня слышите? Пожмите мне руку.
– Настя, погоди… Это… – Варвара отшатнулась и шлепком закрыла себе рот ладонью.
– Варя, что ты?
– Постой, мне на воздух… Душно что-то и в глазах рябит. Должно, переутомление. Побудь пока с ним! Слышишь – никуда не уходи.
Варвара Николаевна ворвалась в опочивальню Дружного и опустошенно привалилась к печной стене:
– Сергей! Там Валера…
Полураздетый Дружной подскочил, побледнев:
– Расстреляли?!
– Нет, в лазарете… Только в себя пришел… Без опознавательных – голышом.
– Кто-нибудь знает?
– Медсестра Шаховская. Свой человек. Она и укрыла.
Дружной зашагал по комнате, взъерошивая гриву волос:
– Так… Сейчас что-нибудь сочиним… Надобно правдоподобную версию. И верное поручительство. Дай мне пару часов – я отлучусь.
– Сергей Александрович?!
– Не смущайтесь, Варвара Николаевна. Я не донесу. Вы с Валерой – все, что у меня осталось в этом безумном мире. Мне действительно необходимо повидаться с одним надежным человеком.
* * *
– На заднем дворе – упряжка наготове, и там уже – Валерий. Вот мой пропускной мандат на него.
– А ты, Сереж?
– Мне тут с еще одним персонажем предстоит повидаться…
Дружной вывел Варвару через черный выход:
– Отправляйтесь, живо!
– Спасибо, друг.
– Помолитесь о спасении моей грешной души. А уж Господу известно – за здравие или упокой.
Глава 12
В поисках истины
Осенью 1920 года переодетый Шевцов с дружновским же мандатом проделывал разведрейд по Таврии – два друга вновь свиделись тайно:
– Ну что… Доволен ты службой у Врангеля?
Зависла провальная тишина.
– Правды нет нигде. Неоправданная иступленная жестокость и братоубийственная резня. А ты доволен своей службой у большевиков?
– Правды нет. Циничный передел власти и денег.
– Так что же нам делать? Может, эмигрировать, пока есть возможность? Что – делать?
– Родине служить, Сергий. Интервентов из Малороссии вычистили. Полякам неймется. Мы не имеем права бросить Россию при любом режиме.
– Большевики лишили нас – «бывших» – всех гражданских прав. Хороша демократия.
– Они называют это «диктатурой пролетариата». Но для нас выбора нет. Дело чести.
Он помолчал и добавил неприязненно:
– И потом… Серж, давай начистоту: мы к мирной жизни не приспособлены. Мы – военные кадры. Мы все равно больше ничего не умеем.
– Да… не умеем… – угасающим эхом вторил расстроенный Сергей.
* * *
В то время, как в деревнях Поволжья опухшие от голода люди опускали в могилы целые семьи, а богоборцы учиняли грабеж и поругание святынь в русских церквах, в захарканных залах национализированного Сергиевского дворца, в непосредственном соседстве с ЦК Центрального района, бесновалась в овациях помраченная революционным вирусом молодежь.
Повсеместно срывали кресты, разгоняли монашеские общины, расправлялись с верующими. Молодое поколение гнало Бога из своей жизни – и не знало, какую печать ненависти и морального расточения кличет на своих детей. Спустя кровопролитные годы гражданской и мировой войны, красного террора и болотного застоя, еще и правнуки, задыхаясь от пустоты и разложения, будут мыкаться в темноте и томлении, посещая психотерапевтов и в ожесточении кидаясь на ближних, ломая своих детей и подминая последних любящих. В заклятом дьявольском круге они на долгие поколения вперед забудут про существование Живоносного Источника.
Часть IV
Да крепится сердце
Свидание наедине
Назначил и мне командор.
Он в полночь стучится ко мне,
И входит, и смотрит в упор.
Но странный на сердце покой.
Три пальца сложила я в горсть.
Разжать их железной рукой
Попробуй, мой Каменный Гость.
Наталия Крандиевская, 1943
Глава 1
Искушение
Шевцов потихоньку вошел, пряча букет за спиной. Из комнаты раздавался взволнованный голос Дружного. Валерий улыбнулся: «Подъехал уже поздравить».
– Варвара Николаевна, мне ничего не нужно! Но любовь моя сильнее меня. Вы мне снитесь ежедневно, и по пробуждении я не различаю, где сон, а где явь.
Шевцов замер, оторопев.
Варя прервала Дружного на полуслове:
– Сергей Александрович, не считаю возможным выслушивать сентиментальности. Вы же знаете: я замужем.
Дружной склонил голову:
– Варвара Николаевна… Варя… Я знаю, это безнадежно… И все же. Я хочу, чтобы вы знали: случись, не дай бог, какая беда – вы всегда можете на меня рассчитывать. Не приведи Господь что, вы не одна на этом свете. Я на все готов ради вас. Вы – неземная, славная, светлая; юная и мудрая одновременно. Я никогда не встречал и не встречу более такой удивительной женщины.
Шевцов, не помня себя, вбежал в комнату и, побледнев от бешенства, подскочил, схватив Сергея за грудки:
– Как ты мог? Ты любишь мою жену?
Дружной, не противясь, прикрыл глаза ладонью:
– Лукавить не стану… Очень люблю.
Шевцов, отшатнувшись, достал пистолет:
– Ты, негодяй, всегда зарился на мою жену!
Варвара встала между ними:
– Валерий, не смей! Он спас нам жизнь.
– Тебе жаль его?! – взъярился Шевцов.
– Жаль, – выдержала обвиняющий взгляд Варвара. – И тебе жаль. Выстрелишь – меня потеряешь. Убери оружие. Это неправильно. Ну… Смотри мне в глаза! Убери… сейчас… в кобуру. Спокойно… Возьми. Себя. В руки. Иначе – будешь стыдиться. Потом с этим жить, сам знаешь. Спасибо, Валерий. Пожалуйста, ближе подойди… воды налью. Ладно, я сама подойду. Вот стакан – держи. Пей… так надо. Пей, Валера. Вот так… Теперь – присядь. Вот стул. Хорошо. Теперь – давай будем говорить спокойно. Готов?
– Я предельно спокоен, – прорычал Шевцов, падая на стул.
– По войне у всех нервы сдают. Это понятно. Тебя никто не осудит. Давай рассуждать здраво: Сергей Александрыч рисковал жизнью, чтоб вытащить нас обоих. Из западни. Из небытия. Он относился ко мне с крайним уважением. Тебе не в чем его упрекнуть. Ты меня любишь и всегда говорил, что я хороша. Отчего тебя удивляет, что не только ты заметил это.
Шевцов в негодовании подскочил при этих словах – Варвара, осознав неудачный ход, удержала примирительным жестом:
– Погоди, Валер: я закончу – ты скажешь. Так будет честно. Вот я поближе сяду. Присядь и ты, а то мне трудно продолжать. Валера, я всегда ждала нашей встречи. Я рада, что ты живой. Надеюсь, ты тоже рад, что я жива. Жива – благодаря Сергею Александровичу. Он заступился за меня и спас от расстрела. От неминуемого расстрела. Меня бы сейчас не было, понимаешь? Затем он и тебя прикрыл, рискуя жизнью. Ты всегда говорил, что надо быть благодарным. Помнишь? Он знал, что
