добрый папа!»
Что ж, согласна, он не был идеальным человеком – да и бывают ли они вообще? Но он был наш. Он любил меня. И Томаса тоже любил, и маму. Каждый день он сталкивался лицом к лицу со смертью, нёс на своих плечах груз, выдержать который под силу далеко не всякому. И вот меньше чем через сутки папу приведут в суд, после чего ему придётся снова взглянуть в лицо смерти – на этот раз своей собственной.
Мне ненавистны были эти мысли. От них у меня всё сжималось в животе, а на коже выступал пот. Судить папу за убийства, которых он не совершал, – это ужасная несправедливость, чудовищная! Я была уверена в том, что настоящий убийца – это мисс Стоун, но как добиться того, чего требует инспектор Холбрук? Это невозможно. Нам даже надёжных доказательств её вины не собрать – она очень тщательно скрыла все следы своих преступлений, даже папки с документами своих жертв у нас из бюро выкрала. А уж чтобы от мисс Стоун письменное признание получить?
Я оторвала взгляд от тяжёлого молотка, который Оливер положил на пол фургона, и перевела его на чёрную стенку напротив меня.
А что, если… Что, если она уже написала такое признание? То есть описала своё преступление на тех листках, которые оставались в её потрёпанном блокноте с тёмно-красной обложкой? Том самом, что заменял ей дневник?
Моё сердце забилось сильнее. Скелет, очевидно, это почувствовал, потому что зашевелил ушами и повернул голову, чтобы внимательно посмотреть на меня.
А что, если выкрасть этот дневник поможет наш чудесный пёс со своим невероятно чутким носом?
Или, например, нам удастся каким-то образом выманить мисс Стоун куда-то в такое место, где она не будет иметь никакого преимущества перед нами?
Что, если моему папе всё-таки не придётся умирать?
После того как нас высадили возле полицейского участка, Оливер выглядел мрачным и притихшим. Констебль Уильямс приказал нам убираться домой, а сам направился в участок. Эти два слова – «Убирайтесь домой!» – были единственными, которые он произнёс за всё время нашей поездки. Будь моя воля, я предпочла бы возвратиться в город на поезде «Некрополь» в вагоне с мертвецами. Находиться в их компании намного приятнее, честное слово.
Скелет, в отличие от нас, не унывал, он бежал впереди нас бодро, упруго, и я подумала, что он чувствует нечто такое, что недоступно мне. Подумала, и у меня в груди сразу затеплилась искорка надежды.
Холодный ветер дул нам прямо в лицо, трепал надетые на мне юбки. В придорожной канаве мокла газета с кричащим большими буквами заголовком на первой странице:
ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ СУД НАД УБИЙЦЕЙ.
ГРОБОВЩИК СМЕРТИ, ОТПРАВИВШИЙ В МОГИЛУ ЧЕТЫРЁХ ЧЕЛОВЕК, ПОЛУЧИТ НАКОНЕЦ ПО ЗАСЛУГАМ
Я скрипнула зубами.
Оливер, как мы помним, был неграмотным, но выражение моего лица прочитал сразу же.
– Мне очень жаль, мисс, – сказал он.
– Нет, – ответила я, рассекая шедшую навстречу нам группу мужчин в костюмах, спешивших, очевидно, домой после работы. Небо затянули тёмно-серые облака, собирался дождь. Оливер удивлённо склонил голову набок, и я пояснила ему: – Нет, я не думаю, что всё кончено.
– Вам известно что-то, чего не знаю я?
– Идея у меня одна имеется, – сказала я. – Бредовая, наверное, идея, но может сработать. Если, конечно… Если нам хватит времени.
Скелет принялся виться вокруг меня, как он обычно делает, когда я собираюсь дать ему что-то вкусненькое. Но сейчас-то он чего от меня ждёт?
– И что же это за идея? – спросил Оливер. В голосе его ощущалось волнение, к которому примешивался страх. – Что нам нужно будет сделать?
Я подняла голову, взглянула на быстро темнеющее небо. Дневной свет угасал на глазах, это могло стать препятствием…
…Или, напротив, нашим преимуществом.
– Нужно раскинуть паутину и поймать в неё Чёрную вдову, – ответила я.
Глава 35
Мы побежали домой.
Открыв входную дверь бюро, я сразу же увидела маму, она с заплаканными глазами сидела за папиным столом и подняла голову, когда мы вошли.
– Где. Вы. Были, – охрипшим от долгих рыданий голосом спросила она.
Мы с Оливером так и остались стоять у двери, а вот Скелет бросился к маме, сунулся мордой ей в колени, но она оттолкнула его, не сводя при этом с меня своего взгляда.
– Расследовали, – ответила я. – Как ты и велела! Но послушай, мам, у нас есть план…
Появилась Мэдди, поспешила к маме, обняла её за плечи и воскликнула:
– Мисс Вайолет! Где вы так долго пропадали? Мы ужасно за вас волновались. А потом пришла телеграмма о том, что полиция вас задержала…
– Они просто подвезли нас, – извиняющимся тоном пояснил Оливер.
Мама поднялась на ноги, заставив тем самым Мэдди убрать её руку.
– Всё это уже не важно! Я заставила Томаса признаться, что ты сбежала из дома!
Томас выглянул из-за двери и одними губами шепнул мне: «Прости».
Предатель!
Мама печально и разочарованно смотрела на меня, покачивая головой. Я понимала, конечно, что заставила её переволноваться, однако то, что мы узнали, искупало все эти переживания.
– Мы вели расследование! – объявила я. – Преступница – это мисс Стоун, теперь это почти доказано! Мы сказали об этом инспектору Холбруку. Правда, он нам не поверил, но все доказательства…
– Я сказала, что ты можешь вести расследование, – резко оборвала меня мама. – Но я не говорила, что ты можешь куда-то уходить из дома, не сказавшись мне!
– Точно так же, как ты не сказала мне, что завтра будут судить папу!
Мэдди громко ахнула.
Оливер густо покраснел.
Мама словно в каменный столб превратилась.
– Это правда? – раздался тоненький голосок от двери. Это был Томас. – Папу завтра в суд поведут? А потом в тюрьму посадят?
– Пойдёмте со мной, молодой мастер Томас, – закудахтала Мэдди, исподволь бросив на меня суровый взгляд. – Пойдёмте на кухню, посмотрим, что там есть вкусненького.
Она увела Томаса. Услышав про вкусненькое, следом за ними потянулся и Скелет.
Я же обернулась к маме, сложив мои руки на груди. Что ж, как говорится, карты были вскрыты, и игра пошла в открытую.
– Я… сама лишь совсем недавно об этом узнала, – плоским, лишённым интонаций голосом ответила мама. – И просто не представляла, как мне об этом сказать тебе.
– Ну, можно было сказать, например, «Вайолет, завтра состоится суд над твоим отцом», – сказала я. Разумеется, я вела себя ужасно дерзко и понимала это, вот только остановиться не могла. Понесло меня, что называется. – Но
