и едущий в неизвестном направлении. Какие-то детали, конечно же, способны привлечь наше внимание, но мы даже не разделяем автобус и тех людей, которых он везет. Апрель был там, по другую сторону слюдяных окон, а он, Титус, здесь, в комнате, заваленной бумагой, уставленной пустыми чашками и плотно забитой никому не видимыми, кроме него самого, образами новой книги, начатой в тот самый вечер, когда наследник Сан-Маринский вернулся от Марка. Титус торопился – до конца света оставалось менее четырех месяцев. Писал жадно, упиваясь каждой строчкой, отрекаясь каждым написанным словом от прежнего трехлетнего воздержания. Почти не выходил на улицу и узнавал новости главным образом из «Вечернего Сан-Марино», чей тираж рос как на дрожжах и уже приближался, кажется, к десяти тысячам экземпляров, которые в мгновение ока расходились по всему побережью.
Жизнь в городе, описанная бойким пером Большого Феодала, бурлила, била через край и мало напоминала юдоль отчаяния и скорби, которую вот-вот должны захлестнуть волны потопа. Напротив, казалось, город пережил нечто вроде революции и теперь живет исключительно надеждами на прекрасное будущее, что наступит вместо предсказанного ужасного конца, даже назло ему. В Сан-Марино непрерывно возникали – и зачастую тут же распадались – всевозможные союзы и комитеты горожан, выступавшие за или против самых разнообразных материй – от ношения или неношения шапок по воскресеньям и сохранения или замены городского флага до Союза уверовавших в восьминогого Левиафана и Комитета в поддержку истинного наследника Сан-Маринского. Члены этих объединений проводили бесчисленные собрания, сходки и шествия и главной своей задачей, похоже, видели отличие от участников прочих собраний, ради чего одевались самым неожиданным образом или же украшали свои одежды весьма диким сочетанием цветов. Так, например, участники комитета в поддержку истинного наследника повсюду ходили на высоких каблуках, дабы показать, что находятся выше всех и потому обо всем осведомлены лучше других. Самым же многочисленным и стабильным из всего этого зоопарка неизменно оставалось Братство электрических лампочек. Дважды в день, в восемь утра и в восемь вечера, они устраивали торжественное шествие по главной городской улице, вышагивая от восточных городских ворот к западным и раздирая глотки криком:
– Э-лек-три-че-ские лам-по́-чки! Мы ищем э-лек-три-че-ские лам-по́-чки!
Впрочем, к середине месяца у них в Сан-Марино появились достойные конкуренты. Откуда-то с юга в город заявилась толпа бродяг, называвшаяся Свидетелями пяти стихий. Так как горожане разогнали всех стражников герцога, эти свидетели беспрепятственно проникли в город и нашли тут благодатную почву для своих проповедей, смысл которых заключался в том, что для спасения человечества непременно нужно вновь привести в гармоническое состояние четыре стихии – огонь, воду, землю и воздух, а соединит их пятая стихия – человек. Потому надо принести небесам жертву, и вся проблема заключается в том, чтобы правильно ее выбрать. Титуса посещали смутные сомнения относительно происхождения этого учения, пока однажды они не превратились в уверенность: после прочтения в «Вечернем Сан-Марино» заметки, посвященной этой зловещей, набирающей силу секте, а заодно и интервью с ее главарем по имени Джузеппе.
Этот мрачный персонаж, поражающий размерами своего живота, сам похожий на Левиафана, объявил себя целителем человечества от смертельного недуга. Его лекарство – тоже смерть. Но смерть не всех, а того одного, кто виновен в людских бедствиях… Имя нашего собеседника – Джузеппе. Он рассказал нам, что пришел к своей вере через «озарение».
– Было дело, однажды вечером в трактире… Вдруг понял – надо убить кого-то и тогда вся эта хрень прекратится… Просто нашло озарение, понимаешь, оттуда, свыше… Решили убить монаха, но тот сбежал, помог ему один придурок… Так я понял, что жертву нужно найти, а не первого встречного кошмарить… Как найти? Я будто запах чувствую – похож на запах пирогов с печенью и луком… Иду на него… Так мы пришли сюда, в Сан-Марино… Здесь запах отчетливый. Думаю, идет с горы, из замка самозванца… Что мы хотим сделать? Да, навряд ли самозванец выйдет за городские ворота и предаст себя в наши руки. Будем собирать сторонников… Тысячу, десять тысяч, сто… Потом пойдем в замок и сметем его с лица земли…
Какие еще новости узнавал Титус из газеты?
Вода продолжала прибывать – не слишком быстро, но при том было понятно, что через пару месяцев она достигнет невыразимого, но предсказуемого критического уровня и сразу же затопит очень большие пространства.
Виды на урожай становились все хуже – похоже, никто уже и не надеялся его собрать. Титус иногда задумывался над тем, откуда подвозят припасы в город и надолго ли их хватит, но затем отгонял от себя эти мысли как малозначительные. Революционная лихорадка между тем охватила не только Сан-Марино. Другие города тоже восстали против власти герцога. Ходили слухи, что собирается некая армия, которая вскоре выступит в поход на самозванца. По другим сведениям, в Сан-Марино вот-вот должны были прибыть рыцари из Палестины… Титус относился к чтению газеты «Вечернее Сан-Марино», теперь выходившей исключительно по утрам, как к важной и ответственной работе. Вместе с ней он словно проживал какую-то другую, необязательную жизнь, что давало ему полное основание сосредоточиться на жизни обязательной, той книге с весьма неожиданным сюжетом, которую он начал писать.
Впрочем, получилось так, что одну новость – причем не самую последнюю – он узнал сам, выйдя однажды ближе к вечеру через черный ход из дома ростовщика подышать свежим воздухом. Наследник крался как тать, натянув низко на голову капюшон плаща, – благо день был дождливый, избегал людных толп и собраний всевозможных объединений горожан, что, несмотря на погоду, продолжали месить грязь своими процессиями. На Рыночной улице наследника обогнала вереница карет с вычурными гербами на дверцах. Титус запомнил один из них – торговые весы и хлыст, которым подстегивают лошадей. В тот самый момент, когда он разглядывал герб, занавески над дверцей раздвинулись и показалось тонкое женское лицо – надменное и притом любопытствующее. Затем экипажи – Титус насчитал их ровно десять – с грохотом скрылись из поля зрения.
– Кто бы это мог быть? – с наигранным интересом спросил голос прямо у него над ухом. Хитро поблескивая своими черными глазами, в двух шагах от Титуса стоял Большой Феодал и тоже смотрел вслед экипажам.
– Понятия не имею, – честно ответил наследник.
– Правда? Между тем ваша светлость только что узрела баронессу Лисиво собственной персоной.
– Баронессу? – переспросил Титус, начиная что-то подозревать. – Ищешь сюжеты для раздела светской хроники?
– Скорее для военной, – буркнул Большой Феодал, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Баронесса возглавляет Совет одиннадцати городов, у которого всего две задачи – вести торговлю и объявлять войну. Как видите, изволила она
