пришел ли тот. Коля еще не приходил. Его родители – Степан с Оюной, – очень напугались, когда узнали историю их спора. Степан оделся быстро, взял лыжи и ружье и к деду побежал. Оюну с Димой взял с собой. Там, от Милхаевского дома, и до соседней, до деревни – вела одна дорога. За огородами катилась в лес, и через поле, через речку – туда, откуда должен появиться Коля.
Милхай подробно Диму расспросил: где видел Колю в прошлый раз, и где они расстались, во сколько всё произошло. Мальчишка рассказал о споре, о том, как друга прикрывал перед учителем, как Коля за деревню побежал.
– Немало времени прошло, а расстояние такое – за час, ну, максимум, за полтора он мог и обернуться, – предположил Милхай. – Да там блудить-то негде, – иди себе, иди.
– Так снег же, батя, – ветер, – сказал ему Степан. – Он мог и заплутать. – А к ночи подморозит, – замерзнуть можно, если ничего не предпринять.
– Да вот и я о том же. Идем ему навстречу, – дед оделся быстро и собрался выходить. Но вдруг замешкался, – остановился, почти уже в дверях. – Стой, Степа, погодь, нам без удачи ну ни как сегодня! Ты подожди, я нашим помолюсь, помощи спрошу. – Милхай достал из холодильника бутылку тарасуна. Налил в стакан немного, помолился капнул на пол, а остатки выпил. – Теперь ты, – он налил Степану. Сын повторил всё за отцом.
– Подождите, я вам продуктов приготовила, – сказала Янжима.
– Хорошо. – Милхай, свернул газетой сало с хлебом и пирожки, сложил в котомку за плечо. – А ты, Оюна, иди домой, нечего здесь всем толкаться. Если разминемся мы, тогда ты Колю встретишь, – дед взял ружье с патронами, лыжи деревянные охотничьи, и вышел. Скрипнула задвижка на воротах, и за Милхаем появился сын.
Они шагали со Степаном по накатанной дороге, до самого конца деревни. Там, за огородами свернули, надели лыжи и покатили дальше. Смеркалось. Большая полная луна свою расцветку поменяла: из бледной и не четкой, она контрасты обрела. Своим холодным белым светом, в лесу, дорогу освещала. Они проехали лесок, потом спустились плавно с горки, где лес уже сменился ровным и широким полем.
***
А в это время, Вожак бежал навстречу людям. И точно было неизвестно: навстречу к жизни и к спасению ребенка, или к своей безвестной смерти. Волк понимал: никто из стаи не оценит, хотя надежда оставалась на душе. Матерый с малолетства рос с волками, он видел схватки и борьбу других, сам не однажды в них участвовал. Когда стал взрослым – за силу, храбрость и за ум – был выбран в стае Вожаком. До этих пор чутье его не подводило. Другие слушались Матерого, а он прислушивался к старшим. В обычной жизни, все до предела ясно! Враг впереди – с ним надо биться, а позади твои родные, – их нужно защищать. И выбор тут не сложный, – но совершенно однозначный. Однако, в подобной ситуации, Вожак еще ни разу не бывал:
« – Где наши, – где чужие, – куда бежать, – с кем драться, – ради чего так шкурой рисковать?»
Волк задавал себе вопросы, – вопросы оставались без ответов. В реальной жизни всё сложней и проще. Матерый шёл, теперь, не по звериной логике, и поступал не по её законам.
Впервые он табу нарушил, когда он принял в стаю Шоно. Она познала с детства человека и долго прожила среди людей. В природе случаев не много. Но стая не приемлет их. Рано или поздно, волк вернется к человеку, что будет после, – этого никто не знал.
Вожак, однако, сделал выбор. По жизни, всей, он шел своим путем. Он отстоял свою подругу, – поступком, этим, выделился среди других.
За каждый выбор, свой, Матерый получал уроки:
Все было в жизни Вожака:
И шрамы, и капканы,
Предательство других волков
Он тоже проходил.
Друзей терял, сам попадая в ямы,
Когда сородичей из-под облавы уводил.
Но не озлобился Вожак, зализывая раны,
В Душе, Свободной, он сильнее стаю полюбил.
(Вожак и стая)
В волчьей стае есть свои законы. Они сохраняют положение дел: в тяжелые, лихие годы, помогают выживать, роли разделять в охоте, находить и загонять добычу и охранять границу от пришлых чужаков.
Каждый волк из стаи понимал: когда-то жизнь его закончится, и Духи призовут на небо, Он превратится в облако, оставит свое тело. Поднимется высόко: над лесом
