одной из молодых певиц, подвинул стул и сел.
– Мне, видите ли, знакомо ваше лицо, – обратился он к Мише. – Не бывали ли вы на собраниях религиозно-философского общества?
В это время портьера, отделявшая столовую от каких-то внутренних помещений, слегка раздвинулась и обнаружила две головы: круглую, черную, на короткой шее с голубым галстуком, и продолговатую, серую, на длинной шее с черным галстуком. Головы посмотрели на Мишу, потом на Костю, потом перемигнулись и скрылись.
– В наш век упадка религиозного чувства, – продолжал Петя.
Да пусть туман колышется!
Пусть ги-итара слышится,
Не мешайте, ах, да не мешайте мне сегодня жить! —
рявкнула цыганка.
– Религиозного чувства, – невозмутимо продолжал цыган Петя. – Между прочим, – перебил он сам себя, – верите ли вы в загробную жизнь?
Он подкрутил усы и ждал ответа.
Но Миша ответить не успел, потому что подошедший к нему лакей сказал:
– Рамодан Ласипедович очень извиняются, просят вас прийти к ним.
– Кто такой? – удивился Миша.
– Рамодан Ласипедович, хозяин. Они здесь, вни-зу-с, я проведу-с.
Миша развел руками и пошел.
Лакей придержал занавеску и, указывая дорогу, стал боком спускаться по винтовой, очень скверно пахнущей лестнице куда-то вниз.
Там, в подвале, около незакрывающейся двери в уборную, между ящиками с пустыми бутылками, стоял облупленный деревянный стол. За столом, ярко освещенные висевшей на стене лампочкой без абажура – прямо ампулой на шнурке, сидели два господина, головы которых Миша уже видел в разрезе занавески: круглую черную и длинную серую.
Владелец серой головы тотчас вскочил, раскланялся и вышел. Владелец черной усмехнулся чрезвычайно любезно и, протянув руку, сказал:
– Очень, очень рад. Рамодан Ласипедович Габлук. Имел удовольствие встречать вас у покойного… забыл фамилию, память мне часто изменяет. Я и сына его хорошо знал, тоже теперь покойного. Всех этих покойных отлично… Да вы, пожалуйста, присядьте. Я сейчас прикажу шампанского.
– Простите! – пробормотал Миша. – Но меня там ждут, я с приятелем.
– Этт! Успеете еще. Тут же гораздо уютнее. Ну, на минутку.
Миша в недоумении сел.
– Вот смотрю я на вас, на молодежь, – сокрушенно-мудрым, совершенно не шедшим к нему тоном заговорил Габлук. – Смотрю и думаю: «Почему они тратят деньги на рестораны, вместо того чтобы их зарабатывать на этом же ресторане, ха?»
– Ничего не понимаю, – честно признался Миша. – Почему вдруг такое отеческое попечение?
– Ну, так я скажу проще, – тоном доброго малого продолжал Габлук. – Я скажу так: «Ресторан на полном ходу ищет компаньона». Ха? Что вы на это скажете?
– Да мне-то какое дело?
– Как какое дело?! – почти с негодованием воскликнул Габлук. – Почему вы можете тратить деньги на ерунду, а не можете положить их в дело?
В эту минуту с блаженно удивленным лицом быстро скатился по лестнице владелец серой головы.
– Клиенты, – громким шепотом просвистел он. – Пятеро! По-видимому – англичане!
– Врете! – радостно удивился Габлук. И тотчас вскочил.
Миша, опередив его, бросился к лестнице.
– Заплатил? – спросил он Костю. – Бежим скорее!
«Англичане» с недоумением озирались и что-то говорили вполголоса.
Миша ясно расслышал:
– Это черт знает что такое!
Или, может быть, это ему показалось?
Международное общество
«Международное общество» – это, не правда ли, наводит на мысль о спальных вагонах? Но речь идет совсем не о спальных вагонах, хотя нечто общее и можно было бы найти. Например, уснуть там могли бы далеко не все, а только люди привычные. Но не будем на этом останавливаться.
О международном обществе, которое я имею в виду, заговорила первая мадам Ливон. Это ее идея.
– Довольно нам вариться в своем соку! – сказала она. – Ведь все то же самое и те же самые. Пора, наконец, вспомнить, что мы живем в Париже, в международном центре. Зачем нам киснуть в этом заколдованном кругу, в этом эмигрантском гетто, когда мы можем освежить свой круг знакомства с новыми, может быть, чрезвычайно интересными, с даже полезными людьми. Так почему же нам этого не сделать? Кто нам мешает? Мне, по крайней мере, никто не мешает. Я великолепно владею французским языком, муж знает немного по-английски, овладеть испанским – это уже сущие пустяки.
Так начался международный салон мадам Ливон.
То есть это была мысль о нем, зерно, всунутое в плодородную почву и быстро давшее росток.
Почвой этой оказался двоюродный бо-фрер самого Ливона – Сенечка. Сенечка знал весь мир, и для него ровно ничего не стоило собрать желаемое общество.
Ознакомившись с идеей мадам Ливон, он немедленно потребовал карандаш и бумагу и стал набрасывать план. План отчасти по системе патриарха Ноя.
– Англичан, скажем, два. Довольно? Американцев тоже два. Французов надо подсыпать побольше. Их раздобыть легче. Шесть французов. Три самца и три самки. Испанцев… сколько испанцев? А?
Считали, записывали.
– Экзотический элемент тоже должен быть представлен. Какие-нибудь креолы, таитяне, – вставила мадам Ливон.
– Можно и таитян. Это вам не Дубоссары. Здесь кого угодно можно найти. Хотите полинезийца? Я знаю одного журналиста-полинезийца.
– Ну, что же, отлично. Нужно все-таки человек сорок. Моя квартира позволяет.
– Полинезиец, наверное, сможет притянуть массу своих. С соседних островов, Канарских, Балеарских, Замбезе-Лиамбей или как их там. Тут в Париже ими хоть пруд пруди.
– Итальянцев надо.
– Ну конечно. Только, видишь ли, европейцев надо выбирать каких-нибудь значительных, знаменитых. Либо писателей, либо артистов, а то кому они нужны. Тогда как от человека из Замбезе ничего не требуется. Он уже потому хорош, что экзотичен. Ну, а если он при этом может еще что-нибудь спеть – так тогда дальше и идти некуда. Это был бы блестящий номер. Эдакий какой-нибудь канареец прямо с острова и вдруг поет свое родное, канарское. Или с Суэцкого канала и исполнит что-нибудь канальское.
– Ну, а кого из французов? – размечталась мадам Ливон. – Хорошо бы Эррио, как политическую фигуру. Потом можно артистов. Сашу Гитри, Мистангетт, Мориса Шевалье, несколько кинематографических – Бригитту Хельм, Адольфа Манжу, если они не в Холливуде. Приглашения, во всяком случае, пошлем, а там видно будет.
– Жалко, что умер Бриан, – сказал Сенечка.
– А что?
– Как что? Такой популярный человек мог бы привлечь интересную публику.
– Ну ничего. Будем базироваться на артистах. Теперь составим текст приглашений и закажем билеты.
Наметили день, тщательно выбрав такой, когда не было бы ни приема в каком-нибудь посольстве, ни какого-нибудь особо интересного концерта, ничего такого, что могло бы отвлечь интересную публику.
– Ну конечно. А как, по-твоему, можно, чтобы Саша Гитри что-нибудь разыграл? Например, вместе с Мистангетт. Это было бы оригинально.
– Шаляпина бы залучить. Покойную Анну Павлову.
– Ах, нет, только не русских, надоело.
Дело
