Паркер.
Он заявил Хьюзу, что арестовать Крафтов и вывезти их из города ему не удастся. И тогда южане начали жаловаться на судьбу. У них были причины для недовольства. Относились к ним просто ужасно – стоило выйти на улицу, как окружающие начинали кричать: «Охотники за рабами! Охотники за рабами! Смотрите, вот идут охотники за рабами!» Найт считал это особенно несправедливым: сам он охотником за рабами не являлся, хотя относились к нему так же, как к Хьюзу.
Паркер сообщил, что гарантировать их безопасность в Бостоне невозможно, но он сам и его единомышленники готовы обеспечить им безопасный отъезд.
– Мы не собираемся уезжать, – фыркнул Хьюз. – Мы сами о себе позаботимся.
Паркер пояснил, что однажды он уже спас их от насилия, но в будущем не сможет этого обещать. Хьюз тоже не собирался давать обещаний.
Священник и тюремщик смотрели друг на друга, не испытывая ни малейшей симпатии. Потом пожелали друг другу доброго утра. Хотя Хьюз выдержал взгляд не моргая, Паркер при расставании заметил в нем не только безнравственность, но и страх[546].
За дверями отеля пристально наблюдали весь день. Охотники за рабами не выходили, но позже стало известно, что они уехали двухчасовым поездом. Это известие озадачило следивших за отелем, поскольку мимо них не проходили люди, похожие по описанию на Хьюза и Найта. Предположили, что они сбежали, воспользовавшись той же стратегией, что и Эллен: переоделись женщинами и ускользнули от тех, кто пристально высматривал двух мужчин[547].
До отъезда Хьюз отправил телеграфом весточку Коллинзу в Мейкон. Сообщение предельно краткое: «Негров спрятали»[548]. Из Бостона Хьюз отправился в Нью-Йорк ожидать дальнейших инструкций.
Логово льва[549]
Известие об отъезде южан Крафты получили в доме Симеона и Бетси Додж в приморском городке Марблхед на северном побережье Массачусетса. Дом трудно было назвать уединенным: он располагался на углу двух больших улиц, прямо в центре города. Шпионов было так много, что Симеон, который, как и Уильям, был плотником, устроил специальную потайную дверь, чтобы беглецы могли скрыться в случае налета. Уильям и Эллен прятались в подвале, а над их головами звучали детские голоса: у Доджей было много детей, и они ожидали еще одного.
Главный вопрос заключался в том, что дальше. Можно ли вернуться или лучше уехать? Крафты уже находились в 32 километрах к северу от Бостона и вполне могли добраться до Канады. Некоторые члены Комитета бдительности советовали это с самого начала. Переезд за границу поддерживали и другие, в том числе появившийся в Штатах британский аболиционист Джордж Томпсон. Ранее он был в Бостоне шестнадцать лет назад, и тогда ему тоже пришлось скрываться у Доджей в Марблхеде, поскольку «толпа джентльменов» грозила вывалять его в дегте и перьях. (Именно тогда напали на Гаррисона.)
Льюис Хейден выступал против отъезда Крафтов из страны. Он высказал свою точку зрения на встрече, где присутствовали Уэнделл Филлипс, Теодор Паркер, Чарльз Самнер и даже, по слухам, Ральф Уолдо Эмерсон, который никогда не входил в состав Комитета бдительности, но для кого (как и для многих) закон о беглых рабах – и дело Крафтов – стали катализатором, превратившим философию в действия. Крафты сумели объединить самых разных людей. Те, кто в обычной жизни могли негативно относиться друг к другу, забыли о различиях и принялись действовать совместно ради их спасения[550].
Уильям и Эллен согласились с Хейденом. Они знали: их выбор и их поступки могут изменить мир. И они не побежали во имя безопасности, а ринулись в противоположном направлении – прямо в логово льва: в Бостон Дэниела Уэбстера, в дом Льюиса и Гарриет Хейден.
Джордж Томпсон навестил их в самом начале ноября. По лабиринту бостонских переулков его провел Уильям Ллойд Гаррисон. Дом тщательно охранялся, окна были забаррикадированы, двери заперты на все замки и засовы. Внутри имелся внушительный арсенал, поскольку ходили слухи, что знаменитых беглецов могут схватить с применением силы. В газете Liberator писали о «телеграфных сведениях», что президент Филлмор намерен «исполнить закон о беглых рабах любой ценой». Авторы статьи добавляли: «Пусть только попробует!»[551]
В доме Томпсон и Гаррисон увидели Льюиса Хейдена с «младшим сыном и группой отважных цветных, вооруженных до зубов и готовых сражаться не на жизнь, а на смерть» с маршалом и его сворой[552]. Спустя годы Уильям вспоминал ночь, когда они с Хейденом стояли возле бочонка с порохом (на сей раз вместе), готовые поджечь его, «если будет предпринята попытка схватить» их с Эллен[553].
Крафты были готовы ко всему, хотя им пришлось расстаться. Уильям остался у Хейденов, Эллен вернулась к Теодору Паркеру. Она заняла свободную комнату напротив кабинета священника на верхнем этаже дома на Эксетер-плейс. Здесь она проводила дни и ночи за шитьем и книгами – активно училась читать. Этот дом был полон книг – всего семнадцать тысяч томов, и священник с радостью предоставил свою библиотеку в ее распоряжение.
Компанию Эллен составляли сам Паркер, его жена Лидия, их приемный сын Джордж (дитя любви умершего брата Лидии Паркер) и Ханна Стивенсон, близкая подруга священника и его жены[554]. Лидия Паркер мечтала иметь собственных детей в браке, но позже нашла способы расширить семью и домашний круг. Ханна Стивенсон была женщиной проницательной, умной и придерживалась передовых взглядов. В будущем ей предстояло стать наставницей Луизы Мэй Олкотт и медсестрой гражданской войны. Бунтарский дух роднил ее с Кертиями. Она была сестрой друга Дэниела Уэбстера, Дж. Т. Стивенсона, который пытался убедить Крафтов подчиниться закону и был готов выкупить их свободу.
«Девочкам» (так Паркер называл домашних) священник велел не подходить к дверям[555]. Если кто-то попытается вломиться в дом и захватить лестницу, врагов встретят его пули. Паркер писал проповеди, держа оружие наготове: в открытом ящике письменного стола лежала сабля, а прямо под рукой пистолет, «заряженный, со взведенным курком»[556]. Время от времени он поглядывал на мушкет времен войны за независимость, оставшийся от деда. Он висел на стене и придавал священнику уверенности.
Осеннее умиротворение природы никак не отражалось на жизни людей. Дуглас предчувствовал кровопролитие. Активистке Эми Пост он писал: «Возбуждение в Бостоне из-за возможного ареста Уильяма и Эллен Крафт и возвращения их в рабство просто неописуемо. Каждый момент может принести кровопролитие и резню»[557]. «Бостон кипел, как огромный котел», – замечал другой наблюдатель[558]. Впрочем, аналогичная атмосфера царила не только в Бостоне. Телеграммы летели на юг, и мейконский котел забурлил еще
