что можно сотворить с парнем.
В ангаре снова стало тихо. Глухо скрипнул металл, где-то вдали послышался невнятный шорох, словно ночные призраки пустоши подбирались ближе, чувствуя слабость и обречённость.
Спустя полчаса, которые прошли так же медленно, как тянутся к закату тени, Анесса вновь тихо заговорила, пытаясь внести хоть какое-то подобие ясности:
— Может быть, всё не так уж и плохо… Продадим остатки броневика. Будет капитал. Я смогу крутить его на рынке, а ты будешь подрабатывать в доке, как сейчас.
Мрак взглянул на неё, лицо его осталось равнодушным, вытесанным из камня, но в глазах мелькнуло что-то такое, от чего Анесса замерла, почувствовав, как сердце пропустило удар. Этот взгляд она уже видела — у бывших клановцев в доке, тех, кто потерял дорогу и теперь лишь изредка смотрел на пустошь, как на забытую, навсегда ушедшую любовь. Там была смесь безнадёги, неутолимой тоски и упрямой надежды, не желающей угасать, несмотря ни на что.
От этой мысли её окатило ознобом, дыхание сбилось, а сердце сжалось болезненно и сильно. Она вдруг поняла, насколько близок сейчас Мрак к той границе, за которой не оставалось ничего — лишь бесконечная серая пыль, пустота и отчуждение от жизни.
Отбросив все свои страхи и сомнения, она шагнула вперёд, уже не прячась за осторожностью и прижалась к Мраку всем телом, обняла крепко, почти отчаянно. Мужчина вздрогнул, застыл на мгновение, словно ударенный разрядом тока, затем медленно, осторожно обхватил её в ответ. Его руки сомкнулись вокруг её плеч, нерешительно, почти виновато.
И в следующий миг их губы встретились, сначала неуклюже, словно они забыли, как это бывает. Затем теплее, увереннее, крепче, отчаяннее. Поцелуй, искра в ночи, знак, что они оба ещё здесь, ещё живы, ещё вместе и смогут преодолеть этот путь.
Прошла ещё неделя, и точка перелома наступила сама собой, словно вечерний холод пустоши, медленно прокравшийся в спины тех, кто задержался на трассе. Вектор зашёл в док, молча встретился глазами с Мраком, и караванщик в одно мгновение понял всё без слов. В том взгляде смешались тяжесть принятого решения, вина и какая-то светлая, упрямая печаль, которую Илья старательно пытался спрятать.
Этим вечером они отбросили все денежные проблемы и собрались в небольшом баре на краю административного квартала. Не в пафосной таверне, как перед Краегором, а в заведении тише и проще, где можно было спокойно поговорить. За столом царило напряжение, настолько густое, что его можно было резать ножом.
Мрак уже давно всё понимал, Анесса до последнего надеялась на чудо, а у Вектора горели уши и щеки — парень никак не привыкал предавать друзей, даже если все вокруг уверяли, что это не предательство, а взросление.
Сначала они просто пили и ели, молчали, избегая смотреть друг на друга. Но внезапно, после очередного глотка браги, голос подал Мрак, не выдержавший тишины:
— Знаете, какая ирония? В похожем месте мы сидели и мечтали о будущем. Сейчас же собираемся поставить точку.
Илья поперхнулся напитком, хотел что-то сказать, возразить, объяснить, но слова застряли в горле, рассыпались прахом. Парень замолчал, бессильно опустив взгляд.
Тишина вновь накрыла их тяжёлой волной, пока неожиданно Вектор не произнёс чуть насмешливо, но тепло и совершенно искренне:
— Знаете…, а я рад за вас. Вы друг другу подходите.
Эти слова прорвались сквозь тишину с такой силой, что Мрак и Анесса одновременно вздрогнули и переглянулись. Они не афишировали, что стали близки, но Вектор считал всё безошибочно. Он давно догадывался о чувствах Анессы, а то, что девушка понравилась Мраку, понял ещё в Грейвилле, когда караванщик, наперекор здравому смыслу, увёз её оттуда.
Эта простая, искренняя фраза чуть разрядила обстановку. Мрак с неловкой ухмылкой покачал головой и наконец спросил прямо:
— Значит, боевое крыло?
— Да, — тихо ответил Вектор. — Младшее. Турель шестнадцатого калибра. Год контракта, без конкурса.
Анесса подняла на него тревожный взгляд и осторожно спросила:
— Ты хоть рад, Илья?
Вектор молчал недолго, потом пожал плечами и произнёс пространно и задумчиво:
— Я своё дело нашёл, наверное… Призвание, если хочешь. Но вот привыкнуть к смертям никак не могу. Слишком часто теперь приходят.
Они снова помолчали, каждый погружённый в собственные мысли, пока Илья вдруг не спросил тихо, с едва заметной тревогой:
— А вы… вы что будете делать теперь?
— Пока не знаем, — хрипло и негромко ответил Мрак, коротко глянув на Анессу. Теперь ради девушки он был готов осесть в Вулканисе, найти место потише, но внутренне никак не мог принять такую жизнь. Взгляд его метался, отказываясь успокоиться.
Вектор помолчал ещё немного, потом выдохнул и наклонился вперёд, глядя прямо в глаза старого караванщика:
— Слушай, Мрак… Спасибо тебе за… за всё. Я вижу, как ты себя грызёшь, как ругаешь, винишь за каждую нашу беду. Но правда в том, что без тебя я бы вообще пропал ещё тогда, когда нас выкинули из клана. Ты показал мне дорогу, дал веру, что пустошь — это не только грязь, кровь и смерть. Ты научил меня тому, чего никто другой не смог бы научить. Я ещё живой, и это только благодаря тебе. Так что перестань корить себя, старик.
Последние слова Илья произнёс тихо, почти шёпотом, голос его дрогнул и оборвался. Анесса вдруг порывисто прижалась к плечу Мрака, взяв его за руку, переплетая пальцы с его грубой ладонью.
И тогда случилось невозможное. У старого караванщика по щеке медленно, словно последняя капля воды в засохшем источнике, покатилась одна скупая слезинка. Настоящее чудо, в которое никто из них не поверил бы раньше.
Мрак… заплакал? Вектор смотрел на него с удивлением и горечью, а Анесса крепко, почти до боли, сжимала его руку, понимая, что сейчас происходит нечто такое, о чём никто из них не сможет забыть.
Эта слеза, единственная и бесценная, означала одно — под жёсткой бронёй караванщика было живое сердце, способное любить, страдать и прощать. Испугавшись слабости, Мрак быстро, как бы невзначай вытер её со щеки, скрыв жест за попытку почесать щеку.
Вектор помедлил, затем достал какую-то ламинированную бумагу и протянул Анессе, зная, что Мрак не умеет читать. Девушка быстро пробежалась по строчкам, и глаза её изумлённо расширились.
— Это ведь… — начала она с дрожью в голосе, не веря прочитанному.
— Да, — твёрдо ответил Вектор. — Аванс жалования за три месяца. Я предполагал,
