радовала – ничего не сказать! После бани всем выдали чистое солдатское белье, б/у-шные23 солдатские бушлаты и ватные брюки.
В тупике стояли два пассажирских вагона, в которые нас и разместили. В вагонах нас уже ждали! «Погорельцы вы наши!», – шутили проводники. В вагонах тепло, пахнет чистым бельём, в титанах кипяток. Всем раздали хлеб, по банке свиной тушёнки, чай. Появилась и водка.
Днём следующего дня там же в вагонах под роспись, как и полагалось в стране строгого социалистического учёта, выдали зарплату. Как нам объяснили, зарплату начисляли по принципу оплаты труда в совхозах. Что и сколько мы, конечно же, не понимали, только денег народ получил много! Я получил как сварщик – очень много. Такие деньги я держал в руках первый раз в жизни! Первый раз в жизни я ощутил финансовую свободу.
Ещё уезжая, мы знали, что по возвращению на завод месяцы работы на целине будут оплачены по среднему. Было тогда такая опция.
Вечером вагоны подцепили к какому-то составу, идущему на Москву. Начинался путь домой, комсомольско-задорный с песнями, рассказами, впечатлениями.
На вокзалах у бабушек покупались «все вкусности» домашней кухни и самогонка. Комиссары поезда (была тогда такая должность) запрещали алкоголь «сквозь зубы», но «обмывать» нам было что. Туда ехали знакомые, оттуда влюбленные и даже несколько семейных пар.
В Москве «случилась» пересадка. Перед нами выступил какой-то ответственный комсомольский работник ЦК, закончивший своё выступление вручением памятных медалек. Опять повод.
Разместили нас в гостинице на окраине Москвы. Гостиница тоже была для меня премьерой! Уже не пружинные кровати. Ванная комната, мягкие подушки, одеяла в пододеяльниках, туалетная бумага, на каждом этаже дежурная, которая внимательно и добросовестно исполняла свои обязанности и старалась выполнить наши пожелания. Вид у нас был колоритный. Бушлаты и брюки у всех одного размера, раздолбанные вдрызг остатки обуви!
На следующий день для нас организовали экскурсию на автобусах, и по нашей просьбе сделали часовую остановку у самого модного тогда, только что открывшегося, магазина в Москве под названием «Синтетика».
Мода на нейлоновую ткань тогда только начиналась. Нейлоновые рубашки, немнущиеся брюки, куртки, «фиделевские» милитари-кепи и прочие «причиндалы». Магазин закрыли для посетителей, и целый час обслуживали только нас. Примерялось и покупалось всё от трусов, носков и обуви до зимних курток и шапок. Тут же, по мере покупок, оставляли в магазине то, что было на нас.
Помню, купил брюки, рубашки, куртку зимнюю военизированного покроя, ботинки и шапку с козырьком. Когда оделся, себя не узнал. Меня окрестили Фиделем. На целине я отпустил полную бороду. Эта кличка надолго прилипла ко мне. Наверное, я был похож на легендарного вождя.
Затем было прибытие, торжественная встреча в клубе завода, награждения. Указом Президиума Верховного Совета СССР всем вручили медаль «За освоение целинных и залежных земель».
Это была моя первая медаль за три месяца героически ненужного труда, что было очевидно, ведь большая часть урожая сгорела у нас на глазах.
Ещё долго эти события обсуждали между собой, вспоминая те или иные эпизоды уборочной кампании
1958 года. Вопросов было, как всегда, больше, чем ответов.
По приезде в Ригу были организованы многочисленные встречи с рабочей молодежью, так нас тогда называли. «Главные комсомольцы» видимо уже знали о многом, что творилось на целине. В поздравительных речах они дипломатично отмечали, что «дело новое»! Недочеты возможны! И, конечно же, дали понять, что не стоит акцентировать в своих рассказах «мелкие недочеты». Громко о таком говорить было тогда не принято.
Вопросов было много, ответы очевидны, но почему так происходило, тогда об этом вслух говорили редко. Сейчас на месте совхоза «Степной» Казахское море.
Иногда я смотрю на эти медали и вспоминаю. На аверсе, комбайн СК 3, комбайнер, вдали элеватор, на реверсе в лучах восходящего солнца колосья созревшей пшеницы, серп и молот – символ труда и созидания!
Ещё вчера была война. Шёл двенадцатый послевоенный год. Заканчивались и мои детские и производственные «университеты»! Сколько их ещё будет впереди?
Впереди была взрослость!
ЭПИЛОГ
Сегодня 28 декабря, канун нового 1923 годa. Время когда принято подводить итоги, строить планы на будущее! Сегодня я завершил работу над автобиографической книгой «Вчера была война», которую я посвятил моей маме, Глазуновой Нине Сергеевне, бабушке Глазуновой (Соколовой) Марии Порфирьевне, которые прошли весь ужас оккупации, и родителям моего отца Быховским Абраму Марковичу и Хане Хаймовне. Могила их неизвестна! Память о них вечна!
Как сложилась судьба моей семьи? Через несколько лет после описываемых событий вся семья переехала жить в Молдавию в город Оргеев. Там жила вся семья Николая Васильевича Ерохина. Мама до ухода на пенсию работала в городской поликлинике. Николай – главным бухгалтером на табачной фабрике! Моя сестричка Инна училась в школе, а бабушка, как и все бабушки, вела домашнее хозяйство. Я приезжал несколько раз к ним в отпуск и расспрашивал важные для меня детали первых дней войны, но заканчивались эти рассказы всегда слезами…
Шло время! Тихо и незаметно ушла из жизни бабушка, я не успел приехать на её похороны. После девяностых годов начались национальные разночтения в Молдавии, и семья переехала в Приднестровье, город Рыбницу. Инна закончила школу, поступила в институт, работала врачом – логопедом, переехала жить в Винницу, вышла замуж, родила двух сыновей.
Ушел из жизни Николай Васильевич. Его похоронили в Рыбнице.
Мама переехала жить к Инне в Винницу. Стала набожной, но характер жёсткий остался.
В 54 году безвременно ушла из жизни моя сестричка! И остались они втроём – Андрей – муж Инны, младший сын Роман и мама. Сегодня Андрей пенсионер, живет в Виннице, сын Роман закончил институт и, как сейчас модно говорить – айтишник, женился и живет в Киеве. Вскоре ушла из жизни мама. Ее похоронили рядом с Инной, недалеко от Винницы на церковном кладбище.
Со своим отцом Быховским Ефимом Абрамовичем встретился ещё один раз, через 16 лет, будучи проездом в Москве. Адрес узнал в Мосгорсправке. Мокринский переулок снесли. На этом месте построили гостиницу «Россия», которую тоже уже снесли. Встреча с отцом продлилась по времени равному выкуренной сигарете. «Сын извини! В дом пригласить тебя не могу. Ты же понимаешь ситуацию». С тех пор я его больше не видел. Случайно узнал, что он умер в 1997 году и похоронен в Москве на Востряковском кладбище.
Я часто приезжаю в город моего детства Кулдигу. Захожу в свой двор по улице Елгавас 27 (бывшая Красноармейская) и вспоминаю… Прошло семьдесят лет. Ничего в моем дворе детства не изменилось. Изменилось время и мы
