говорю я.
– Четыре года слишком долго. – Он складывает ладони в молитвенном жесте. – Можно мне сейчас попробовать?
– В крайерах есть новый купаж кюве, – говорит Луиза. – Но как же ваша клаустрофобия?
– Нельзя позволять страху стоять на пути жажды знания, – усмехается он. – Или жажды шампанского.
Луиза разворачивает кабриолет, и лошади бегут на север через безлиственные виноградники.
Когда мы подъезжаем к холму, Юбине пригибает голову, спускаясь по лестнице, освещенной висящими на крюках фонарями.
– Мадам, мне начинает нравиться ваша идея, – говорит он, пыхтя. – Спуск в древние пещеры определенно поражает воображение.
Он напевает под нос какой-то марш.
– Все интересней и интересней, – говорит он, когда мы входим в купажную. – Так вот где творится волшебство? – Его длинные пальцы скользят по выстроенным вдоль стен бочкам, на которых написаны названия виноградников и сортов винограда. – Что-то говорит мне, что это ваша работа, Луиза.
Фонарь на столе освещает гордое выражение, появившееся на ее лице.
Юбине элегантно садится на бочонок, словно находится в шикарном ночном клубе, а не в холодной и сырой пещере.
– Так что мы дегустируем?
Я открываю бутылку и нюхаю легкое дуновение дрожжей и фруктов.
– Я снова экспериментирую с более сухим шампанским.
– Мадам, вам следовало бы остановиться на шампанском, которое все знают. – Он нюхает бокал и кривит губы.
– Мои друзья в Шотландии купили мое сухое шампанское на Лондонской выставке, – говорю я. – И покупают до сих пор.
– Тогда они посочувствовали вам, потому что вы только начинали, – говорит Юбине. – А потом продолжали покупать, потому что вы вернулись к сладкой дозировке, как я и рекомендовал.
Я гляжу на пузырьки, поднимающиеся кверху при свете фонаря.
– Это вино совершенно не такое, как мой первый эксперимент.
– А какое? – Он нюхает бокал.
– Поскольку мы поздно собрали урожай, виноград оставался на лозе гораздо дольше, чем всегда, – говорю я. – Сначала я подумала, что все, шампанское будет испорчено, но оказалось, что дополнительная спелость обогатила его вкус. – Я поднимаю бокал. – Au santé.
Юбине делает глоток и морщится.
– Все-таки надо добавить сахара, не так ли?
– Это все испортит. – Я вдыхаю запах пузырьков, лопающихся на поверхности. – Вы чувствуете абрикос? Два года выдержки, и получится вкус абрикосового варенья на круассане с маслом.
Он усмехается.
– А вы что думаете, месье? – спрашивает Луиза; на ее красивом личике написано беспокойство.
Юбине выливает оставшееся в бокале шампанское в ведро.
– Честно говоря, пить такое шампанское все равно что глотать лезвие бритвы.
Луиза хватает меня за рукав.
– Ой, мамочка! Может, добавим сахара?
Холодное сомнение закрадывается мне в душу, и я пробую шампанское снова.
– Вкус присутствует, я знаю, он здесь.
– Луиза, не слушайте меня, – говорит Юбине. – Слушайте вашу мать. Мадам Поммери всегда видела дальше всех, то, чего не видели другие. И она уверена в своем шампанском. – Он вынимает из кармана золотой соверен и держит его перед носиком Луизы. – Я готов поспорить с вами, что через два года вкус будет точно таким, как предсказывает ваша маман.
– Откуда вы знаете, мамочка? – спрашивает меня Луиза.
– Как знает художник, какой будет картина, когда он закончит ее? – говорю я. – Художники начинают с идеи и работают над ней, пока она не воплощается в реальность. Это шампанское – моя идея. Я уверена, что через пару лет это вино будет радовать нёбо.
– А тем временем, Луиза, я буду всюду говорить, что сухое шампанское входит в моду. – Юбине крутит перед ней золотой монетой. – А через пару лет так и случится, но это будет исходить от меня первого. – Он делает пас рукой над монетой, и она исчезает.
– Как вы это сделали? – Завороженная увиденным, Луиза протягивает руку, и монета падает на ее ладонь.
33
Это не то, что выпить море
1873 год. Меловая пыль висит в потустороннем мире крайеров, когда скульпторы натягивают веревку между строительными лесами и срубают меловую породу. Пыль забивается мне в глотку и нос, затрудняя дыхание. Работники закрывают лица платками, вывозя из пещеры тачки со щебнем.
Я пытаюсь успокоить расшатанные нервы и беру на руки Феликса; его мурлыканье всегда меня успокаивает. Возможно, я продвигаю проект с крайерами слишком поспешно, слишком необдуманно.
Скульптор Гюстав Навле, невысокий и смуглый, стоит в центре хаоса и размахивает руками, словно дирижирует циклоном. Хоть убей, но я не могу понять, как эти метки и дыры сложатся в сцену с Бахусом, которую я так ясно видела мысленным взором. Все это стоит целое состояние, которого у меня нет. Нам следовало бы начинать с малого вместо такого амбициозного пятнадцатиметрового творения. Прежде я думала, что моя идея – плод вдохновения, но, возможно, это была обычная самоуверенность.
Анри и Луи спускаются в крайер по ступенькам, озабоченно наморщив лбы.
– У наших мужчин недовольный вид, правда, Феликс? – Я почесываю его шею, вибрирующую под моими пальцами.
Я кричу Луи и Анри сквозь невероятный грохот:
– Поразительно!
– Оглушительно? – Анри рокочет своим басом.
– Непонятно, – кричит Луи. – Она сказала, что ей непонятно.
Я увожу их в нишу, где не так шумно.
– Когда скульпторы закончат работу? – Анри нервно теребит пальцем ус.
Мне не хватает мужества сообщить ему, что я заказала еще другие скульптуры.
– В винодельне больше не осталось места, – говорит Луи. – И теперь мы не сможем убрать туда вино. В этом месяце начинается сбор винограда, и нам нужно где-то хранить новое вино. И куда мы его денем?
– Я уверена, что вы найдете выход, – говорю я, поскольку у меня нет решения.
Луи надувает щеки; на его лбу пульсирует мелкий сосудик.
– Маман, когда вы решили выдерживать шампанское четыре или шесть лет вместо двух, вы учитывали, что шампанское придется где-то хранить?
В нашей нише неожиданно и без приглашения возникает Рейнар Вольф.
– И эти дополнительные годы уменьшают ваш банковский счет, – говорит он.
– Месье Вольф, у нас частное совещание, – говорю я ему.
Вольф машет своей пухлой рукой.
– Извините, я не увидел тут служанки, чтобы отдать ей мою визитную карточку, – острит он.
У меня стучит в висках от гнева и нехватки кислорода. Я прижимаю Феликса к груди.
– Какое у вас дело, месье?
– Эти скульптуры разорят вашу винодельню, мадам, – с театральным трагизмом говорит Вольф. – Я просто удивляюсь. О чем вы думаете и думаете ли вообще?
Анри шагает к нему.
– Вы не должны разговаривать с мадам Поммери таким тоном.
Вольф вскидывает двойной подбородок.
– Луи поручил мне оплатить счет-фактуру скульптора, но если я это сделаю, у «Поммери» не будет достаточно средств, чтобы заплатить за собранный урожай. – Он чихает от пыли. –
