почти превратился во «вчера», а только глупец страдает об ушедшем.
Поэтому Даня охотно закрыл глаза, чтобы побыстрей перенестись в завтра, обнял Полю покрепче и спросил, тепло проваливаясь в сон:
— Ты злишься на первую жрицу из-за волчицы?
Полин голос тоже звучал уже совсем вяло, слабо:
— Она создала меня, правильно ли роптать на своего создателя? Но, шайны ее забери, почему же она лишила меня — меня?
***
Они завтракали в ресторане гостиницы, и это было действительно вкусно.
Даня считал себя аскетом, бродягой, который сможет спать на голых камнях и питаться, чем Дара пошлет, но ему определенно нравилось это утро, и он подносил к Полиным губам нежнейший сыр, и ягоды, и блины с рыбой, и она по-настоящему смеялась, заражаясь его хорошим настроением. А потом вдруг примолкла, глядя куда-то вбок.
Даня проследил за ее взглядом: через несколько столиков от них сидела красивая женщина со следами лихорадки на бледном лице. Она не сводила с них живых черных глаз, полных сияния. Сердце пребольно стукнулось о грудную клетку: мама.
Мягкая улыбка осветила ее, а Даня так и сидел, будто окаменев, не в силах что-то сказать или сделать. Его поразило, как мгновенно он узнал ее, будто и не старался забыть много лет.
А потом явился Постельный, всплеснул руками и увел за собой не сопротивляющуюся, покорную княгиню.
Пора было убираться из Первогорска, пока призраки совсем не окружили Даню.
***
На улице их ждал батюшка Леонид, явно утомленный княжеским застольем. Он меланхолично наигрывал на губной гармошке, сидя на парапете, дрыгал ногой и частенько прерывался, чтобы выпить кваса из наполовину опустевшей бутылки.
— Долго спите, — приветствовал он Даню с Полей.
— А ты чего?
— А я совсем не ложился. Всю ночь благословлял крепкий торговый союз да во всех подробностях. Пили за то и за это, а уж слов истратили — не сосчитать. Старейшины вообще не знают усталости, а Герка-то Акоба уже к полуночи сдулся, его, смешно сказать, уносили… Противный он, заносчивый, а еще к нашей Поле давеча приставал.
— К нашей Поле? — переспросил Даня скептически. — Батюшка, ты у кого гармонику спер?
— Спер у княжны, — гордо ответил он, с трудом встал и покачнулся. Да он все еще пьян, осенило Даню, и он поспешил подхватить его за тощие плечи, пока священнослужитель не растянулся на асфальте.
— Что ты делал с княжной? Поль, найди нам такси… Батюшка, тебе вообще куда?
— Мне — отсюда.
— Поленька, такси до КПП, машина-то там осталась.
Она закрутила головой и почти сразу замахала руками, привлекая внимание.
— Княжна требовала, чтобы я тайно обручил ее, — захихикал батюшка.
— Княжна Катя? — удивилась Поля, открывая перед ними дверь такси.
Даня запихал пьянчугу на заднее сиденье, уселся рядом, поддерживая то и дело заваливающуюся тушку.
— Тс-с, это секрет!
Закатив глаза, Даня повременил с расспросами. Потом им с Полей пришлось приложить немало усилий, чтобы перетащить батюшку из такси во внедорожник, а потом еще долго дожидаться разрешения на выезд. Женщина в форменном кителе переговаривалась по рации с таким видом, будто защищала границу.
Скоро это КПП станет простой формальностью, люди начнут свободно перемещаться из Верхогорья в Плоскогорье и обратно, как это было пятнадцать лет назад. Даня не сомневался в том, что князь выполнит данное Поле слово, — Лесовские не жульничали по мелочам, — но не сомневался он и в том, что своей выгоды тот не упустит. Впрочем, старейшины тоже не лыком шиты, и переговоры могут занять недели.
Наконец шлагбаум поднялся, и Даня не удержался от облегченного вздоха: свобода, свобода.
— Так что там с княжной Катей? — спросила Поля, когда КПП превратился в маленькую точку в зеркалах заднего вида.
— Девчонка, — батюшка Леонид залпом допил квас и икнул. — Вообразила себе, что может облапошить богиню Дару… Говорит — свяжи этого мужчину со мной брачными обязательствами, да поскорее. «Воля ваша, — отвечаю я, — да только ведь жених мертвецки пьян и, смею заметить, храпит так, что стены сотрясаются». Все равно, говорит она, мы с ним потом разберемся. Притащила даже мастера рун с собой, рисуй говорит, свои закорючки, чтобы никуда от меня жених-то не делся. Словом, полнейшее безобразие. Я вот представил себе, как просыпаешься ты такой, а на тебя незнакомую девицу навесили, женись мол, и все тут, — аж мурашками весь покрылся. Страх-то какой.
— И за кого же так рвется княжна? — спросил Даня, хоть и догадывался.
— Так за Акобу… Мне бы позлорадствовать: мол, так ему, поганцу, и надобно, а я его шкуру вместо этого спас. Провел церемонию с фигой в кармане, ха!
— Так руны же, — напомнила Поля.
— Руны на священное слово настроены, а у меня фига… словом, просто замысловатые картинки в итоге. Вот и уношу теперь ноги, пока Акоба не проспался, а княжна не поняла, что все еще в девках. Она ведь как думала: пришлый батюшка из диких краев послушно выполнит все, что ему велят, а потом уедет куда подальше, с глаз долой, от слухов подальше. А я ей — фигу!
— А если бы без фиги?
— Ох и страшное княжна придумала: намалевать на Акобе несмываемую руну, которая бы так сильно чесалась у жениха и зудела, что не видать ему покоя, пока не переплетется венками с той, у кого парная руна.
— А она молодец, — хмыкнула Поля. — Поняла, что Верхогорья ей не избежать, и сразу решила оформить союз с самым амбициозным и перспективным дикарем.
— По любви или расчету, — провозгласил батюшка Леонид, — не суть, но обе стороны обязаны быть согласными! Или хотя бы в сознании.
— А гармошку-то спер, — засмеялся Даня.
Батюшка попытался что-то наиграть, но быстро притомился и вскоре заснул.
— Знаешь, — сказал Даня, — я даже немного жалею, что батюшка у нас такой принципиальный. Посмотрел бы я на Акобу, который проснулся после попойки, а у него зудит и чешется и княжна Катя нависает над кроватью с рассолом и калиной-рябиной.
— А я просто рада, что мы едем подальше от Лесовских. Жаль только, что я так и не повидалась с Егоркой. Бедный… Если княжна Катя отправляется в Верхогорье, то ему светит княжество.
— Насколько я знаю эту девицу, она все равно так или этак выскочит за Акобу, чтобы подмять под себя Верхогорье целиком. Не будет она размениваться на наместника, маловато ей будет.
— А старик Постельный ведь прав, — согласился Даня, — повезло мне, что я стал Стужевым.
Глава 34
Поля рулила и думала, думала и рулила, и кровь Федоровского, которую она совершенно случайно попробовала, уже перебродила и