Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
в карманах, а воротник куртки поднят.
– Иду увольняться.
Я открываю рот, но не успеваю ничего спросить. Нэджи скрывается за стеной дождя, оставив на остановке незаданные вслух вопросы и биту.
Мою биту.
Глава 15. До, ре, ми, фа, соль…
Ромео
Jnthn – I Pissed Somebody Off
Моя мама никогда меня не обнимала…
Так я бы начал очередную главу своей жизни, но давайте оставим это дерьмо за порогом и сменим слезливый трек на мотивчик повеселее. На этот раз.
The Strokes – The Adults Are Talking
Уже лучше.
Кензи, знаю, ты прослушаешь все мои кассеты для книги. Будь добр, попроси Уиджи изобразить мой портрет для обложки рабочей стороной, иначе я вас с этого и с того света достану. Меня он не слушает и постоянно угрожает сломать какую-нибудь кость (каждый раз новую). Чокнутый тип.
Спасибо.
Тучи расходятся на горизонте, но дождь продолжает накрапывать. Генри укрывает меня пышной кроной, а гитара в руках унимает внутреннюю дрожь. Я сижу, крепко держась ногами за ствол дерева, и перебираю струны, стараясь заглушить тревогу. Выходит фальшиво. Неизвестность пугает, но знать финал, пожалуй, было бы даже страшнее. Зато есть надежда, что нежизнь меня не вычеркивает, как Кензи – неудачные строчки из своей истории, или не выбивает с поля, как Базз – мяч.
Разговор о моем исчезновении выдался тяжелым. После него я долго стоял у «Стены Посланий», ощущая себя новеньким в школе. Тем, кому забыли выдать инструкцию, схему кабинетов и расписание занятий. Долго рассматривал каждый дюйм, пытаясь отыскать ответы, хотя заранее знал: их на стене нет.
На ней между пожелтевшим лотерейным билетом и запечатанной валентинкой черным маркером написано: «Если близкие, с которым связан жаждой, покидают город, мальчишка становится прозрачным и уходит». А сбоку – знак вопроса и подпись: «Но куда?»
Когда стало совсем невыносимо гадать о своей судьбе, я ушел к себе в комнату. Залез на кровать и вслушивался в каждый шорох, будто смерть могла постучаться в мою дверь. Вскоре мотель затих, убаюканный шумом генератора и стучащими по крыше каплями.
Мальчишки разошлись. Отгородились невидимой линией, через которую – негласно – нельзя переступать другому. Заперли двери. Поверили, что если зажмуриться, то проблема исчезнет. Не отыщет под одеялом и не утащит туда, где больнее всего. В реальность.
Мне эти механизмы знакомы.
Притворство – пилюля для выживания, и я ей давлюсь с детства. Но есть те, кто замком на сердце не обзавелся. И им приходится сложнее всего. Наивным мечтателям, переживающим за других как за себя. Однако у доброты существует обратная сторона – низкая сопротивляемость невзгодам. За спиной у таких людей хрупкие крылья бабочек, ломающиеся даже от дуновения ветра. Кензи – один из них. И однажды своей действительностью я его невольно покалечил…
Если мой отец возвращался с работы не в настроении, дом пустел. Прислуга старательно избегала столкновения с недовольным хозяином. Мама находила любой удобный повод куда-нибудь уйти. Казалось, даже диктор из телевизора говорил тише, а садовник неожиданно менял планы и уезжал за удобрениями в Гленлосс. А я… а я был ребенком, и хитрости взрослых долго оставались для меня непостижимы. Учился на своих ошибках и расплачивался за них тоже сам.
Со временем стало проще. Взрослея, я набирался опыта. Но даже его не всегда хватало, чтобы избегать отцовского гнева. В мужской раздевалке к моим синякам привыкли. Вернее, научились отводить взгляд. Я стягивал футболку, и после секундной заминки хохот возобновлялся, но одноклассники смеялись громче, будто пытаясь заглушить свою совесть. Вот только сочувствия от сверстников я не ждал, как и не искал у них защиты.
Мои травмы видел и Кензи. Не вывернутые наизнанку, а урывками. Я позволял ему подсматривать в скважину, но дверь всегда оставлял закрытой. Для его же безопасности, да и, чего скрывать, своей тоже. Но одним днем – я того не хотел – все перевернулось.
Случилось это незадолго до комы Грейнджера. До каникул было рукой подать. Лето уже засматривалось на город, а холодные ветра отступали. Отец уехал решать взрослые дела. Мама отправилась прожигать остатки молодости в наш ресторан. А я позвал Кензи посмотреть новый сериал из вселенной «Звездных войн». Сюжет был так плох, что от смеха у нас разболелись животы.
Гематомы на моих ребрах от последней вспышки отца еще не прошли, но их я почти не чувствовал. Картошку мы не доели. Напитки не допили. Шаги отца в коридоре – вернувшегося раньше времени – прозвучали внезапным басом в моих ушах, фальшивой, неуместной партией.
Моменты счастья делают нас уязвимыми – усыпляют бдительность. В солнечный день мы часто не замечаем предвестников непогоды. И цена за потерю контроля бывает высока. Особенно если плату взимает мой отец, считающий должником каждого, кто находится в его власти.
Кензи улыбался моей шутке, а я – под грохот шагов – схватился за ворот его футболки и резко потянул вверх. Он обмяк от шока и даже не сопротивлялся. Продолжал механически растягивать губы. А я запихнул его в шкаф и закрыл дверцу.
Отец никогда не бил кого-то, кроме меня, но впервые я испугался. Он умел произвести неприятное впечатление одним пригвождающим к месту взглядом, брошенным в мою сторону, или многозначительным прищуром, обычно достающимся матери. Однако на наши семейные представления гостей не звали. Стоило кому-то застать его в разгар действа, как объявлялся негласный антракт. Временное перемирие, после которого удары без свидетелей всегда наносились с особой жестокостью. Будто отец наказывал меня за свой промах – тень, отброшенную на безупречную картинку нашей семьи. Или… он попросту был мудаком.
Склоняюсь к последнему.
Я отошел от шкафа. Дверь в мою комнату распахнулась. На пороге, конечно, стоял папаша, и тень за его спиной казалась особенно устрашающей.
– Сэр. Добрый вечер, сэр, – поздоровался я.
Мне не нужно было меняться с ним местами, чтобы понять, какой для него предстала комната. Грязной. Кровать не заправлена. На сенсорном экране телевизора остались жирные отпечатки пальцев. Крошки начос покрывали пол. Моя пижама была заляпана сырным соусом, а стол заставлен бумажными пакетами с инициалами «Горячего Билла».
Нет, ругать за соотношение белков, жиров и углеводов было по материнской части. Отец злился совсем по иной причине. Я, будучи его визитной карточкой, не мог себе позволить посещать нишевые заведения «для скота». Именно так он называл жителей Гровроуза, продолжая вести здесь бизнес и жить припеваючи. Если бы меня увидели в забегаловке, в парадигме семьи я бы опозорил нашу фамилию на несколько поколений вперед.
Отец испустил вздох и проронил свою коронную фразу, нашпигованную иглами:
– Ты меня вынуждаешь. Раздевайся.
То была не самая приятная часть моей жизни – ремня и холодной пряжки. Я сглотнул, сжавшись, и стал снимать одежду. Аккуратно сложил верх и низ, не давая отцу повода. Ему болезненно нравился порядок.
– Тебе особое приглашение нужно? – холодно произнес отец, когда я замялся.
Вместе с вещами я сбросил с себя все эмоции. Затем вышел в центр комнаты и стиснул зубы. Отец поставил меня на колени. Снял с себя крестик и аккуратно положил на стул вместе с галстуком. Неторопливо закатал рукава. Вытянул из брюк ремень. Расправил плечи, точно разгневанный ангел, и занес руку. Время замерло, как толпа за секунду до того, как гильотина опустится на шею приговоренного, а потом в ушах зазвенело.
Удары не самое страшное. Гораздо хуже – их последствия. На следующий день кожа саднит от кровоподтеков, до синяков невозможно дотронуться. Одежда, соприкасаясь с телом, вызывает вспышки жгучей боли, а обезболивающие таблетки дают лишь временную передышку.
Кензи знал, что меня бьют.
Кензи не знал, насколько сильно.
О том случае мы так и не заговорили. Он, правда, пытался. Не подпустил я. Однако многое в нашей дружбе изменилось. Надломилось, словно кость, и зажило, но как раньше уже не стало. Особенно после трагедии с Грейнджером.
Кензи стал чаще звать меня на семейные ужины, и самым ярким событием в тот период стало Рождество. Впервые за всю жизнь я раскрыл подарки в кругу тех, кто искренне проявлял ко мне заботу, а не получил чек с отцовской подписью, которая, кажется, из документа в документ совершенно не менялась. С кухни доносился запах запеченной
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
