не сработало.
Его ключицы обнажены. Кожа гладкая. Вид этой гладкой кожи там, где у меня шрам, вбивает в меня ледяной кол реальности.
– Второго раза не будет, – осторожно говорю я. И понимаю, что он вздрагивает, – не по его лицу, на которое я не смотрю, а по всему его телу.
– Ясно. Ага.
Внезапно между нами вспыхивает и начинает вопить виз, наши запястья в унисон издают пронзительный сигнал тревоги, на экране мелькают строки экстренного сообщения.
«Транспортное судно его величества «Стойкость», считавшееся пропавшим, столкнулось с вспомогательной станцией Тэта‑7. Повреждения Станции незначительны, системы жизнеобеспечения не пострадали. В секторе D Нижнего района и в секторах C, H и L Центрального района наблюдается небольшое нарушение гравитации. Найдите ближайшее убежище и оставайтесь там до получения дальнейших указаний. Повторяем: транспортное судно…»
Я увеличиваю свой экран, чтобы нам обоим было видно. По всем новостным каналам показывают горящие обломки металла в космосе, у меня екает сердце – я различаю нос корабля, который кувыркается в пространстве, улетая в никуда, и док вспомогательной станции, раскуроченный до неузнаваемости. Сколько человек было на борту? Сколько работало на станции?
– А, вот ты где. – Поднимаю голову и вижу Дравика, стоящего на пороге двери, ведущей в шумящую студию. На трости Дравика поблескивают сапфиры, он окидывает взглядом меня с Раксом, лицо у него такое суровое, что больно даже смотреть. – Благодарю, сэр Истра-Вельрейд, что защитили мою подопечную. Я забираю ее отсюда.
Ракс, хмурясь, наклоняет окровавленную голову, словно готовясь к схватке. Откуда Дравик знает, что Ракс закрыл меня собой от осколков? Неужели следил за мной? Нет, мы были только втроем, Мирей, Ракс и я. Но точно выбранный момент его появления и то, что он находился в студии все это время, когда произошла авария…
– Это… – я указываю на разрушенную станцию на экране виза, – это сделали вы?
Его лицо смягчается, он еле заметно кивает в сторону Ракса.
– А это сделала ты?
– Нашла! – Голос Мирей звенит в коридоре, она бежит к нам, задыхаясь, с аптечкой в руке. И замирает при виде Дравика, бросив быстрый взгляд на серебряную с голубым трость у него в руке. И если ее поклон выглядит неопределенно, то острый взгляд вовсе нет. – Ваше высочество.
– Леди Мирей, – Дравик улыбается ей. – Прошу, позаботьтесь о сэре Истра-Вельрейде. Мы с Синали оставляем его на ваше попечение. – Он поворачивается ко мне: – Верно?
Скрытый смысл, слова, прикрытые словами, – с этого момента я должна забыть про Ракса. То, что случилось в этом коридоре, – игра воображения, мечта, которую надо убрать на дальнюю полку, воспоминания, но не мои. Дравик – мой партнер. Я здесь благодаря Дому Литруа, именно поэтому я одержу победу. Реальность – это моя убитая мать. И еще четыре круга, которые должны быть перечеркнуты. Реальность – это корабль, врезающийся во вспомогательную станцию, и множество погибших. Ходы на шахматной доске.
Я молча подбираю костыли и ухожу с принцем.
Пешка ходит вперед.
Часть V
Змея и тигр
– 5. Адсум
Adsum ~esse ~fuī, неперех.
1. присутствовать
2. прибывать
Одетый в тряпье, Дождь молится в почти пустой церкви в Центральном районе.
Опустившись на колени перед алтарем белого дерева, он молится – о том, что вот-вот случится, и о том, что уже случилось. Сегодня его руки дрожат сильнее – он уже два дня без пыли, и теперь больше боится того, что окно ломки сузилось, чем того, что происходит с ним. Он собирался употреблять пыль в качестве временной меры, чтобы «Полярная звезда» считала, будто у нее есть рычаг воздействия на него, но пыль стала играть для него гораздо более значительную роль – как способ не забыться, а помнить: своих братьев и сестер, Лиловую-Два и отца, лучшие времена, когда он пребывал в неведении. Он тень, преследующая тени.
Дождь встает и идет к исповедальне. Ныряет за пахнущий молью занавес, видит за решетчатой перегородкой фигуру в церковном облачении и пятнах светотени.
– Отец, я не заслуживаю прощения, – говорит он.
Фигура в облачении шевелится.
– Как и все мы, сын мой.
Все сказано правильно. Во время долгой паузы Дождь старательно ловит звуки, доносящиеся снаружи, проверяет, не подслушивает ли их кто-нибудь. Убедившись, что можно говорить без опасений, он кладет руку на решетку.
– Что я могу сделать ради искупления вины, Отец?
– Через пять дней ты навестишь одного знатного молодого человека. Он зарегистрирован как собственник «Айдаксвейл Инкорпорейтид». Я написал его имя вот здесь, на бумажке. Возьми ее и ступай с Богом.
Дождь берет свернутый лист бумаги, просунутый сквозь решетку. Фигура в облачении встает и покидает исповедальню – это не Зеленый-Один, а кто-то из его осведомителей, но все равно встреча с тем, кто так близок к последнему выжившему из его семьи, успокаивает Дождя. Он не совсем одинок.
Закат сквозь легкий смог озаряет мир за порогом церкви. Дождь покидает исповедальню и, улучив минуту, подходит к настоящему священнику.
– Отец, у меня есть вопрос.
Священник улыбается:
– Как у всех нас, юноша. Задавай свой.
– Вы когда-нибудь задумывались, из чего сделана душа?
– В твоем возрасте я считал, что душа должна состоять из воспоминаний.
Свет в церкви на краткое время гаснет, Дождь вскидывает голову – за сегодня уже в пятый раз, а ведь они в Центральном районе.
Священник воодушевленно продолжает:
– Когда кто-то забывает воспоминания, разве это не значит, что он теряет свое «я»? То, что мы видим и чувствуем, пока взрослеем, что помним о нашем детстве, о людях, которые приходили к нам, уходили от нас, любили нас… что еще, если не это, делает кого-то «кем-то»? И разве даром Божиим для нас является не жизнь и, следовательно, память? Значит, воспоминания можно назвать «душой»?
Размышляя об этом, Дождь на миг разворачивает записку и читает написанное на ней имя. «Явн фон Вельрейд». Дрожащими пальцами он подносит бумагу к голосвече и, только когда пламя обращает ее в пепел, снова спрашивает:
– Отец, а если я лишил многих людей благодати Божией, это значит, что я дьявол?
– Нет, сын мой. Дьявол – это не человек, он может действовать посредством нас, но никогда не может стать нами.
Колокола над ними бьют семь раз, и, когда умолкают, Дождь задает еще вопрос:
– А вы когда-нибудь задумывались, Отец, есть ли воспоминания у дьявола?
41. Саксум
Saxum ~ī, сущ.
1. камень, большой неровный обломок скалы
Больше всего Ракс Истра-Вельрейд ненавидит приемы у родителей.
Особенно то, как гости вьются вокруг
