мне как-то говорил, что по душе ему дочь Блуда… — задумчиво тот протянул.
— Не забивай свой острый ум, — прервал его Богдан. — Скажи, где нам его найти.
Митрофан глаза отвел, чуть покусал губу, глянул на жену и произнес:
— Знаете чего? С ним что-то странное произошло. Когда он пришёл ко мне и попросил отправить деньги с кем-то из моих людей, то я пытался вызнать у него, что так. Он мне ответил, мол, не может в Звенигород вернуться, но причины так и не сказал. Ещё заметил, что нам лучше тоже не общаться. Велел при встрече делать вид, что незнакомы. А мне он брат двоюродный, родной. Я начал справки наводить, чего случилось с ним. И выяснил. В рядах торговых он свел знакомство с кем-то важным, — в его словах звучала не скрываемая горечь: — И больше ничего.
Он тяжело вздохнул и свой рассказ продолжил, понизив голос:
— Мне довелось ещё разок с ним говорить. Он сам явился. Ночью. Он исхудал так, что рубаха болталась на нём свободно. И это больше не был мой болтливый братец Щукарёк. Нежданно скуп был на слова и говорил с трудом, невнятно. Он дал понять, что следовать за ним не надо.
— Так что случилось с ним? — не понял Василёк.
— Этого он так и не сказал. Но вот чего. Ко мне он в дом пришел через закрытые ворота, не стучась. Так же и ушёл. А пока он говорил, меня такой животный страх пробрал, не мог я даже двинуть пальцем. И больше Щукаря я не искал.
Закончил он. Василь растерянно молчал. Богдан тут слово взял:
— Не знаешь, Митрофан, когда откроется гридница на рядах?
— Ты не слышал, что я сказал?
— Всё слышал, но семья нам поручила его найти. Столь пространственный ответ вряд ли Блуда удовлетворит.
Митрофан потер лоб, взгляд опустив:
— Если мне не изменяет память, то в неделю день там будет пир.
— То бишь завтра, — заключил Богдан.
Глава 4. Рыбак рыбака видит из далека
На следующий день к гриднице они подъехали не поздно, но и не рано, чтобы не бросаться сильно уж в глаза кому не надо. Коней на стойло сдали рядом и для начала стали наблюдать.
— С чего решил, что мы его тут найдём? — спросил Василёк, облокотившись на забор.
— А я и не решил. Митрофан сказал, что он с кем-то свёл знакомство на рядах. А пир, где соберётся весь торговый люд, — хороший повод разузнать, кто чем живёт. Всегда найдётся тот, кто спьяну что-нибудь сболтнёт, — сказал Богдан.
В своей душе Богдан не сомневался, что с Щукарем действительно случилось что-то подозрительно дурное. Митрофан виделся серьёзным парнем, и вряд ли он бы стал юлить, выдумывая то, чего в помине нет. Щукарь реально чем-то брата напугал. Богдан не очень-то желал быть втянутым в странные дела. И у него зрел план уговорить Василя на обман из лучших побуждений и просто дядьке сообщить о том, что Щукаря убили в пьяной драке. Как говорится, нож в печень — никто не вечен. Он и предложил Васильку понаблюдать снаружи, чтобы время потянуть, покуда размышлял, какое же решение принять.
Дочь Блуда была красивою зазнобой, в чертах лица немного схожей с Добромирой. Щукаря он видел пару раз всего. В памяти он образ воскресил его с натугой. Такой кряжистый мелкий паренёк, но на язык подвешан был и обладал стремительным умом, что от болтливого соратника не отставал. Наверное, тем дочке Блуда он и полюбился.
Мимо них по направлению к гриднице прошла дружина князя. Их трудно было не признать. Не выдавал их схожий с братом красный с золотом кафтан, не притороченные к поясам мечи. Уж меч себе позволить мог любой, у кого лишняя деньга водилась. Управится с мечом простой крестьянин, не даром дети их с младенчества играли деревянным. А бравый шаг, с которым они шли, их с головою обличал. Несли себя те десять человек, как властители миров.
— Пойдём, — махнул рукой Василь и с такой скоростью рванул за ними вслед, что в попытке его приостановить, Богдан успел лишь воздух ухватить.
Он тяжело вздохнул, легко предполагая мысли друга, а именно усесться к дружинникам поближе. В гриднице Богдан, как и Василь, впервые был. Застольная изба размерами своими потрясала. Казалось, что она в себя вместила весь торговый люд Нового града, от самых простеньких и до мастистых торгашей. Длинными столами в несколько рядов заставлено тут было всё пространство. Народу тьма, из сонма голосов лишь шум стоял и гомон. Особенностью на таком пиру являлось то, что за еду здесь приходилось заплатить. И, видимо, по той причине столы ломились от питья, еды и дичи. Стремился каждый похвастать пред другим, что может он себе позволить.
Не успел Богдан толком оглядеться, как в крепкие мужские руки он попал. Его обняли, к груди прижали, приподняли и принялись в воздухе качать. Богдан не разговорчив был всегда, но от такого совсем дар речи потерял.
— Дружище! Как я рад тебя видеть! — радостно кричал мужик, его качая.
Незнакомец этот по ширине и высоте, да волосатости своей похож был на медведя. Единственное, в чём Богдан уверен, что эту бородатую рожу ни разу не встречал. И вроде пьяным от мужика не пахло, но глупость явную несёт. Когда на землю он его вернул и по плечам чувствительно похлопал, Богдан сказал:
— Мужик, кажись, ты обознался.
— Да что ты! Я тебя не в жизнь бы не забыл. Ведь у меня перед тобой должок, — мужик прижал к груди ладонь, как-будто клялся.
Богдан взгляд быстрый бросил в зал, отметив, что они вдвоем уже внимание всех привлекают.
— Ну, если ты уверен, что это я. Я долг тебе прощаю, — произнес он, стараясь побыстрей отвадить мужика.
— Никак меня ты не признал?
Богдан повторно на него взглянул, решил, что точно не знаком с медведем этим.
— Да как же так! — воскликнул тот и принялся всё разъяснять: — Помнишь, прошлым летом никак вы рыбачили вдвоём. И угодил вам в сети налим матёрый. Я в тот день допоздна в реке хаживал, от братиев отстал и в сети угодил. И верно, быть бы мне в ухе, коль не твоя бы доброта…
Богдан резко схватил мужчину за грудки и несмотря на то, что тот был редкий здоровяк, с легкостью притянул к себе. И в его ухо с угрозой зашептал:
— Ты что несёшь во всеуслышанье, паскудник?
Мужик,
