за эти пару минут я не стал.
— Из любви к тебе она вызвала Ктулху, — сказал Чародей.
Я кивнул.
Потому что понимал: она бы на это пошла. Чтобы доказать, что может.
— Из-за любви к тебе она открыла портал. И из-за любви к тебе Маша, скорее всего, умирает прямо сейчас.
Последние слова дошли до моего сознания не сразу.
Но когда дошли…
— Что ты несёшь? — я схватил Чародея за тощие грудки и хорошенько потряс.
Накатило дежа-вю.
— Я не успел, — стуча зубами, ответил парнишка. — Я пытался её остановить, но… Она ездит слишком быстро, я едва их не упустил, а потом была авария, я ударился головой, а когда пришел в себя… Их уже не было.
— КОГО?..
Я тряхнул его так, что в уголке рта Чародея показалась кровь: он прикусил язык.
— Маши и её. Той, второй.
— АННЫ? — к нам подошел Бэкон. — Ты имеешь в виду мою дочь?
Чародей на него даже не глянул. Он всегда такой: может сосредоточиться лишь на одном разговоре, не больше.
— Маша шагнула в портал вместе с Анной? — переспросил я.
Чародей кивнул.
Девчонка больше не нужна, — вспомнил я слова Аспида. — Анна направилась её убить.
Я чуть не подавился собственным сердцем, которое неожиданно прыгнуло в горло, да так там и застряло.
Убить она могла её и здесь, — вертелось в голове. — ПРОСТО убить. Но Анна не так проста. От Маши ей нужно…
Оставив в покое Чародея, я подскочил к Бэкону.
— Помнишь, как ты хотел забрать Машин Дар?
— Почему все сегодня мне тыкают?
— ПОМНИШЬ?..
— Конечно помню, но это всё в прошлом, поверьте, господин Стрельников, я давно осознал…
— Анна хочет это сделать. Сейчас.
Бэкон молча сглотнул. А потом кивнул. Уголки старческих губ опустились, посерели, и он сразу стал похож на больную лошадь.
— Полагаю, это так, — выдавил сэр Фрэнсис.
— Если она это сделает, я её убью.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, господин Стрельников.
— Но если я успею раньше, — он вскинул на меня взгляд. В нём была надежда. — Если я успею спасти девочку… Я просто передам Анну Совету. Потому что она и есть — Сказочник.
Надежда погасла: сэр Фрэнсис не хуже меня понимал, какое наказание ждёт его дочь.
— Я думаю, они в моём старом поместье, под Лондоном, — тем не менее сказал он. — Анна что-то там делала в последние месяцы. Сказала, что это сюрприз для меня — к дню рождения. И просила не беспокоить.
Я принялся лихорадочно прикидывать: для перехода нужна кровь. Лететь на самолёте бессмысленно, я просто не успею.
Значит, нужна кровь.
КЕМ я готов пожертвовать, чтобы спасти Машу?.. Ведь крови понадобиться много — литров пять…
Холодильник! Мысль сверкнула, как молния.
Обычно Антигона держит для меня запас в холодильнике, и так как я не появлялся в клубе несколько дней…
Я бросился в кухню, к громадному металлическому монстру, рванул ручку… Ничего. Пусто. Антигона не пополняла запас.
Не знаю, почему: может, уехала, по заданию Алекса, такое и раньше бывало.
Пусто.
Вернувшись в зал, я обречённо опустился на стул и положил руку на барную стойку. Пальцы наткнулись… Потянув за цепочку, я увидел синий проблеск, а потом…
Она сделала ключ из синего камня, — сказал Аспид.
— Это он?.. — я сунул кулак с кулоном под нос Бэкону. — С помощью ЭТОГО я попаду, куда надо?
— Да, — просто сказал тот. — И я знаю, как его настроить именно на вас.
— Не надо, — я полез в карман джинс и достал небольшой шелковый комочек: старую Машину ленточку. Косичек она уже не носила, но я сохранил её, из ностальгических побуждений. — Я справлюсь.
Глава 25
Посмотрев в зеркало, я вздохнула, а потом решительно вытащила из ноздри колечко.
Что бы там не говорила Аннушка, насчёт бунта против системы, не хочу походить на корову — которую водят за привязанную к кольцу верёвочку.
Надо найти собственный путь для самовыражения.
Синяки ещё не прошли.
Запястья выглядели так, словно мои руки долго держали связанными — и так оно и было — но я не собиралась расстраиваться по этому поводу. Просто надену любимую кофту Ави, ту, растянутую, с капюшоном.
— Тук-тук… — в комнату просунулась голова мамочки. — К тебе можно?
Ух ты. Раньше она никогда не спрашивала.
— Заходи, — я вздохнула. А потом посмотрела в зеркало ещё раз.
Некрасивая, — давно, в прошлой жизни, сказала одна дамочка. — И красивой никогда не будет…
Она приехала в детдом выбирать себе ребёнка, и посмотрев на меня, сказала это. Директриса её выпроводила, вежливо сообщив, что ничем не может помочь.
Но я запомнила. Может, именно благодаря реакции Альбины Фёдоровны.
— Может, всё-таки не ходить? — отвернувшись от зеркала, я посмотрела на Ави. — Закажем пиццу, кино посмотрим…
— Ты справишься, — она улыбнулась и стала разворачивать какой-то шуршащий пакет. От пакета пахло очень подозрительно: сиренью и жасмином.
— Что это? — я бросила взгляд в окно.
Солнце садится. Не опоздать бы…
Наконец Ави справилась с бумагой — тонкой, полупрозрачной, цвета моих любимых клубничных карамелек.
— Вот! — она торжественно развернула…
— Платье?
Чего угодно я могла ожидать от Ави. Но только не этого.
Платье было шелковым. Наверное.
Оно было красным, и выглядело очень по-взрослому. А ещё оно было узким, длинным, до самого пола, и с высоким разрезом сбоку.
— Я подумала… — начала Ави.
— ПЛАТЬЕ?.. — русский речь меня покинул, — как иногда язвительно говорит Алекс.
— Я подумала, вдруг ты захочешь его…
— Но где ты его взяла?..
Я точно знаю: Ави не любит ходить по магазинам. Не любит и не умеет. Она считает шоппинг просто ЧУДОВИЩНОЙ тратой времени.
— Это моё платье, — щеки её порозовели. — Я была в нём в Стокгольме. Ну знаешь, когда получала…
— Премию, — договорила я. — И ты хочешь, чтобы я его померила?
— Я хочу, чтобы ты его НАДЕЛА.
— Но я не ношу
