Григорьевича было особенно жарко – несмотря на стрельбу, нацисты лезли, как тараканы, и один раз Надежде Витальевне пришлось даже стрелять из своего «нагана» по слишком близко подошедшим бандеровцам.
Екатерина помогала Гришке и тоже пару раз открывала огонь – управляться с автоматом одной рукой, мягко говоря, очень непросто, и при смене магазинов Гришка делал большие паузы в стрельбе. В эти минуты Катя, как валькирия из скандинавских саг, сменяла однорукого бойца. У неё, как и у Надежды Витальевны, обошлось без ранений, только осколком стекла расцарапало щёку. А вот Гришка был ранен дважды, но оба раза легко – одна пуля насквозь прошила короткую культю отсутствующей руки, вторая рассекла мочку уха и царапнула по шее.
Лилия Николаевна помогала Лёхе; бандеровцы то и дело пытались зашвырнуть в окно гранаты, вероятно, подствольников этой группе, слава богу, не выделили, но получилось у них это один раз – лимонка влетела в окно, упала на пол, но Лилия Николаевна, не по годам сноровисто, схватила её и швырнула обратно. Раздался взрыв; судя по последовавшим за ним воплям, бандеровцы хорошо пострадали от собственного оружия…
Говорят, когда-то ведущие страны мира по инициативе русского императора Николая II договорились о том, чтобы воевать по-человечески. В положениях Четвертой Женевской конвенции, не утративших силу, сказано чётко и ясно: лица и объекты, использующие эмблемы Красного Креста и Красного Полумесяца, не могут подвергаться нападению. Там вообще очень много красивых и правильных формулировок… которые с самого начала войны против Республик Донбасса Украина и не думала применять. Например, запрет обстрелов гражданских объектов, запрет пыток и убийств раненных и военнопленных и так далее.
Конечно же, бандиты из Вооружённых сил Украины плевали с высокой колокольни на все эти непонятные и архаичные, по их мнению, сентенции. Сам факт нападения на военный госпиталь – само по себе преступление; но забрасывать в помещение, где собрался, готовясь отражать нападение, медицинский персонал, осколочную гранату – преступление еще большее. Только ад может породить такую невероятную, дьявольскую злобу…
Сергей Нисонович был ранен в грудь и руку, но обе раны оказались легкими. Лилия Николаевна, наверно, родилась в рубахе – пуля бандеровца прошла прямо у нее над головой так, что сбила или разорвала резинку, удерживающую круглый пучок, в который собирала волосы, и те, ощутив свободу, рассыпались по ее плечам. Мадина Баяновна, помогавшая Сергею Нисоновичу, получила две длинные царапины от пуль на обеих щеках. Тяжелораненой оказалась только медсестра Соня – она получила две пули, в бок и в руку, у неё оказалась сломана пара рёбер, а внутренности получили довольно серьёзную контузию.
…Когда звёзды на небосклоне начали тускнеть, а цвет неба неуловимо изменился на такой, какой бывает в степи перед рассветом, выстрелы утихли – кажется, бандеровцы отступили, чтобы перегруппироваться – перед зданием госпиталя остались только трупы и, вероятно, раненые – оттуда изредка доносились стоны и шорохи. Затишье не продлилось долго, но перед следующей атакой, произошло ещё нечто. В «секторе обороны» Сергея Нисоновича из невысоких кустов бузины, обрамлявших проходящую здесь гаревую дорожку, раздался голос:
– Эй, в госпитале! Я хочу с вами поговорить.
– Не о чем нам с тобой, нацистская рожа, разговаривать! – зло ответил Сергей Нисонович.
– Я не нацист! – возразили из темноты. – Я – офицер Вооруженных сил Украины!
– Вы не вооруженные силы, вы бандиты с большой дороги, – припечатал его Сергей Нисонович, – в Сирии душманы тоже себя объявили «государством Ирака и Леванта», что не мешало им оставаться террористами. А вы – просто фашистские прихвостни!
– Мы не фашисты! – в голосе «парламентёра» послышались нотки паники. – У нас даже президент – еврей.
– Он такой же еврей, как я – конный водолаз! – ответил хирург. – Вот я – еврей. Кобзон покойный – еврей, Розенбаум – еврей. А этот шлимазл[99] не еврей, а поц[100] подзаборный.
– Выдайте нам Шелаева, – предложил «парламентёр», – и мы тут же уберёмся.
– И не мечтай, позор своей матери, – ответил Сергей Нисонович. – Уйдёт он, а что, тебя уже где-то отпустили? Ты у меня уйдёшь не дальше Валиховского переулка[101], а в лучшем случае – дойдёшь до донецкого СИЗО[102], понял, игиловец[103] недоделанный?
– Мы вас сомнём, – паника в голосе «парламентёра» стала явственней. – Нас тут триста человек.
– Ты сначала бумажку сомни и ступай в сортир, – ответил хирург. – А то, что вас триста, – плохо. Где ж мы вас всех хоронить будем?
– Сдавайтесь! – завизжал бандеровец. – Или я за себя не ручаюсь…
– Русские не сдаются, – ухмыльнулся Сергей Нисонович. – Да, Мадина Баяновна?
– Так точно, Сергей Нисонович! – ответила женщина-врач. Она успела снарядить для Сергея Нисоновича три его магазина и теперь поправляла макияж, повредившийся за вечер. – Русские не сдаются, это я вам как башкирка еврею ответственно заявляю.
И оба почтенных медика рассмеялись – искренне и заразительно, как могут хохотать только люди с абсолютно чистой совестью. Ответом им был шквальный огонь.
* * *
Следующий штурм оказался ещё более ожесточённым, но его удалось отбить.
– Интересно, зачем им понадобился наш Шелаев? – спросил непонятно у кого Сергей Нисонович, смахивая со лба капли пота. – Понятное дело, что, если бы мы его им выдали, нас бы они в покое не оставили. Я скорее гадюке поверю, чем бандеровцу. И вообще, русские своих не бросают. Но зачем он им?
– Кто знает? – ответил Владимир Григорьевич. Внутри здание госпиталя было разделено на «кабинеты» брезентовыми завесами, так что обороняющиеся прекрасно слышали разговоры друг друга. – Сомневаюсь, что они сами знают. Это просто исполнители, им сказали добыть пленного, они и стараются… плохо то, что патроны у нас кончаются. И подмога неизвестно, когда будет, связи-то нет…
– Мы тут такой концерт устроили – до Мариуполя слышно, – донёсся голос Гришки. – Так что будет подмога, не сомневайтесь. Странно, что до сих пор нет.
– Вопрос в том, доживём ли мы до неё, – заметил Лёха. – Патронов реально мало, а если их триста человек, как тут эта гнида пела…
– Доживём, – оборвала его Слава. – А нет, так умрём по-человечески. Как сказал президент – мы в рай, а они к черту на вилы.
– Наступают! – предупредил Владимир Григорьевич. – Так, хватит болтать, работаем.
…Перед самым рассветом противник всё-таки ворвался в здание госпиталя. Произошло это в секторе Гришки – тот задержался, перезаряжая автомат, и противник этим воспользовался. Что было дальше, Надежда запомнила плохо. Она помнила массу вооруженных людей с желто-синими шевронами, появившихся в здании госпиталя, помнила треск «наганов», а короткую рукопашную почти не запомнила. В какой-то момент её сильно толкнули, и она упала на
