делами, – да? Слишком красивый, чтобы загреметь в тюрьму, такова уж природа. Стелиться никто ни под кого не хочет. И что дальше?
– Хватит! – Гриша старается раскачаться на стуле, но зафиксирована она добротно. В ноги врезаются плотно завязанные жгуты, какими привязывают буйных. – Отпусти меня, я умоляю…
– Сама рвись! Говори – ну, выхватил он пистолет – из чьих рук?
– Я не знаю! Я потеряла бдительность, ясно?! Не должна была отвлекаться – но отвлеклась! Это моя ошибка! Он должен был попасть в МЕНЯ!
Ильяна почти презрительно плюет Грише под ноги и оставляет ее в комнате одну. Уже не на кухне – в пустом черном кубе. Предчувствие надвигающегося сюда дыма становится нестерпимым, и тело Рыковой заходится во взволнованной конвульсии – она дергается до ссадин, лишь бы высвободить ноги, но упирается в одно и то же препятствие – не хватает силы духа и сопротивления для действенного рывка. Руки ее почти свободны, но ладони отцепить от стула не получается; ногти ломаются о твердый металл.
– Вернись, Илля! Пожалуйста, помоги! – Но вместо внятных слов одно только мычание. Она плачет, от жары слезы мешаются с потом, и дышать глубокими рывками не получается – горячий воздух саднит горло. Гриша умирает – горит и не может спастись. Но хочет! Гагарин свидетель – ее лодыжки кровоточат от впившихся в них колючих пут, белые костяшки пальцев от хватки немеют, а голова раскалывается от страха.
Рыкова подскакивает, вырываясь из лихорадочного сна, и тут же захлебывается разряженным воздухом и сильно закашливается. Дыма нет, но ее нос способен почуять даже самый далекий пожар. Она хромает к двери и налегает на нее тяжело – кулаком, плечом, всем напряженным телом. За себя паники нет, Гриша скорее рвется из заточения, чтобы предупредить болтливую медсестру, ленивого охранника и задержавшихся на работе ученых врачей – и вывести их наружу, пока огонь не охватил все этажи. Пусть это совсем не ее забота, оставлять людей и нелюдей погибать здесь по несчастливой случайности – неправильно.
Дверь не поддается, и Грише приходится чуть отойти, чтобы врезаться плечом в фанерную доску и силой выдавить замок из косяка. Раненую ногу до дрожи пробивает болью, хоть и по собачьим меркам рана уже неплохо подзатянулась. Хорт, которому приказали сторожить ее без еды и без сна, прислонился стоя одним плечом к противоположной стене коридора и прикорнул так крепко, что весь созданный Гришей шум и предчувствие надвигающегося разрушения не смогли разбудить его. Рыкова дергает его за плечо, но не кричит – только ловит шокированный взгляд и ждет, пока хорт сделает глубокий вдох. Ее таланты не уникальны, и любая собака – с хвостом и без – вскочит и начнет лаять, поднимая на уши весь дом.
Служивый соображает быстро, но поначалу теряется, пугаясь вырвавшейся на свободу Гриши. Он безоружен, но так как Гриша особо опасна, – по мнению милиции и приезжих, – ему разрешили угрожать не только кулаками. Маленькая коробка в его руках потрескивает искрами.
– Бьет электричеством, – объясняет он грозно и включает свое оборонительное средство опять. Гриша инстинктивно отступает назад, зная, что неповиновение ни к чему хорошему не приведет. – Давай без глупостей?
– Ты же сам чуешь, – умоляет она поторопиться, – нужно отсюда уходить и всех предупредить. – Взгляд стражника так недоверчив, что Грише приходится обнажить дрожащие запястья и протянуть свою свободу вперед. – Связывай, но не глупи. Сам же здесь подохнешь, искать никто не станет.
Гриша с усмешкой замечает на пальце латунное кольцо, переплавленное из обрезка трубной муфты. Раньше их ковали из стали, кто побогаче – из меди, но устаревший дырявый водопровод подарил молодежи более красивые золотистые кольца из цветмета. Значит, женился он совсем недавно. Рано ему еще прощаться с жизнью по доброй воле. Да и бывает ли она доброй?
Он дрожащими руками снимает с себя казенный ремень и нерешительно, но храбро цепляет Гришу петлей-восьмеркой за руку к своей.
– Нехорошо как-то тебя здесь бросать… – Он неловко оправдывается, протаскивая Гришу по безлюдному крылу до ближайшего медицинского поста. Медсестра вскакивает и кричит им остановиться, но напор молодого брата-сослуживца неоспорим. – Тревогу включай! Приговор-приговором, а смерти в пожаре все равно никто не заслуживает…
* * *
– Граждане, пожалуйста, сохраняйте спокойствие!
Карпову хочется верить, что у него нет другого выбора. Никому, стоящему в строю оцепления, не дают команды «голос» – тут теснятся все, вне зависимости от биологической принадлежности. Решимость напирающей толпы пугает каждого, но Петя не видит других глаз, как и остальные не видят ужаса на его лице из-за щитка, привезенного с Большой земли.
Всем управляют «костюмы», которые разграбили Петино пристанище, и их начальники, они-то и разгневали живущих в этом забытом месте, и теперь наказания приезжий требуют все: словно жители нашли тех, кто установил им звериные законы. Рты в едином крике открываются и закрываются, требовательность меняется на злобу, раскрытые ладони угрожающе сжимаются в кулаки.
Громкоговорители, прикрепленные к автомобилям, продолжают свое заезженное: «Внимание всем! Граждане, пожалуйста, сохраняйте спокойствие! В случае вашего неповиновения будет применена сила!» А Петя Карпов шепотом повторяет себе: «Великий Топь, убереги существ этих, как детей своей воды, окропи их святой своей защитой, и пусть злоба, обращенная против них, захлебнет ее источник».
Удерживать коридор для пожарной бригады становится тяжелее с каждой секундой. Машина не торопится подъезжать, а топчущиеся на месте активисты волнообразно рвутся распалить полымя еще сильнее. Жар коптит спины, непривычное обмундирование тяжелым грузом виснет на плечах и сильно ограничивает движения. Петя знает, что подобные меры преподносились довольно четко еще в институте – лекция «Многочисленные собрания людей и меры их пресечения», второй курс – но он совсем не ждет, что ненадежные ранее знания закрепились в его голове так прочно, чтобы он действительно смог что-то пресечь. Пока что ему стыдно, непривычно и страшно. И всем его милицейским товарищам, судя по шепоткам, тоже.
Ментов, пограничников и даже охранников – в большинстве своем людей, умеющих держать в руках оружие, и гибридов, которые не успели сбежать, согнали со всего города – и поставили, как солдатиков, плавиться под натиском разного огня.
– Хватай без силы, не заламывай и берегись – гибриды зверье кусачее, – так командиры кратко инструктируют местные силы в переполненном отделении. Кто-то, как и Петя, – сам гибрид, но сейчас их убеждают, что есть только черное и белое, а серого – нет. Кто-то пытается взбрыкнуть – ребята с границы посмелее кабинетных участковых, но и им на каждое сомнение отвечают: – Заткнись и выполняй.
Проложенные из подвала кабели быстро разносят огонь по
