тебе, Мир. Явн не мятежник.
– Конечно, он только поддерживает их взгляды, при любой возможности устраивая званые ужины.
– Желать простолюдинам лучшей жизни – это еще не мятеж. Это правильно. По-рыцарски. – Не дождавшись ответа, он поворачивает разговор в другом направлении. – Я тут подумал…
– Боже упаси.
– …Отклэр приходила ко мне после одного из моих поединков. И сказала, что ее боевой жеребец… говорит с ней. А когда она отключается в седле, то видит воспоминания. Чужие.
– Боевые жеребцы не говорят. – Мирей закатывает глаза. – И воспоминаний у них нет. Возможно, она теряет рассудок, этим и объясняется история с убийствами.
– Мир, ты вдумайся, – настаивает он. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы у кого-то уже после третьего поединка начинались истечения? Ни у кого не может быть настолько низкой сопротивляемости нейрожидкости.
– Она могла перетренироваться перед Кубком.
– Мы оба знаем, что тренировки не вызывают накапливания. Только настоящие схватки.
Она хмурится, глядя в бокал с шампанским.
– На что ты намекаешь?
– А если что-то не так не с ней, – начинает он, – а с ее боевым жеребцом? Ты же у нас постоянно шаришь по архивам – может, посмотришь Разрушителя Небес?
– Смешно, если ты считаешь, что я этого еще не сделала. Все подчищено.
– Подчищено – как именно? Будто кто-то все удалил, или подчищено придворной цензурой, или…
– Подчищено как для Адского Бегуна.
Как для Адского Бегуна? Почему информацию о боевом жеребце Литруа ставят на один уровень с информацией о королевском жеребце? Потому что Литруа – бывший принц, или же?.. В этот момент к балкону направляется алое платье, Ракс чертыхается и становится по стойке смирно. Мать. Она выходит, идеально-почтительным книксеном приветствует Мирей, плетение белокурых кос у нее на голове подрагивает, улыбка лучится теплом.
– Вот ты где, Ракс. А я опасалась, что придется мне выслеживать тебя, как полиции – этих ужасных мятежников. Леди Мирей, как приятно видеть столь прославленную гостью на нашей скромной вечеринке!
Книксен Мирей выглядит более сдержанно.
– Леди Констанс, вы слишком скромны – вечер великолепный.
– Еще раз благодарю вас за стражу, одолженную Соколиному Азарту. Она вернула мне душевный покой. – Мать смотрит на Ракса. – Надеюсь, наш сын был не слишком непочтителен к вам. Ему это свойственно.
– Напротив, мы увлеклись познавательной беседой о… – на глаза ей попадается удаляющаяся церковная барка, – …о Господе. Верно?
Ракс согласно кивает.
– О Боге, святых и прочих подозреваемых.
Улыбка матери перестает отражаться в ее глазах.
– Будь любезен следить за своими манерами в присутствии гостьи.
Он усмехается:
– Стараюсь изо всех сил, мать. А в чем дело? На твой взгляд, недостаточно?
Ее зеленые глаза темнеют, она протягивает к нему руку с видом победительницы.
– Вы извините нас, леди Мирей? Я должна представить своего сына Дому Трентохов и Дому Мишелей – несколько дам проявили к нему интерес.
У Ракса дергается щека. «Интерес» – еще одно название брачных игр. Мирей смотрит на него, потом на его мать, затем заглядывает в зал. Она колеблется. Он смотрит на нее. Избавь меня от этого. Придумай какой-нибудь предлог. Ты же Отклэр – тебя она послушает.
– Но если… – мать не договаривает, но по ее улыбке становится ясно, что ее посетила какая-то мысль. – Но если заинтересованы и вы, леди Мирей…
Эту игру его мать ведет с тех пор, как он родился, но, судя по лицу Мирей, для нее это что угодно, только не игра: жестко блестят золотые тени для век, сжатые губы – как углеродистая сталь. Музыка из зала слышится словно издалека, сердце Ракса уходит в пятки. Скажи, что ты не поддалась, Мир. Только не ты.
Только не ты.
42. Рунко
Runcō ~āre ~āuī ~ātum, перех.
1. полоть, вырывать с корнем
Явн фон Вельрейд держится в тени каменной стены, огибая сад с привычным проворством и в состоянии крайнего возбуждения, поскольку его разум не переставая вопит с самого инцидента со «Стойкостью»: они знают. Все на приеме знали, что он причастен к случившемуся, – в этом он не сомневается.
Тот человек обещал, что все будет не так, без смертей и разрушений. Речь всегда шла о партиях, разговорах, о теориях изменения существующего положения и о мерах, чтобы добиться этой цели, – политике, лоббировании, забастовках. Явн был ткачом, а не нитью, ему никогда не хотелось видеть кровь, а тем более быть причиной кровопролития. Ему надо залечь на дно. И признаться Раксу, ввести его в курс дела – герцог Вельрейд простит его, если Ракс замолвит слово, глава Дома прислушается к величайшему наезднику, которого когда-либо имел.
Явн фон Вельрейд убежден, что ускользнул из поместья незамеченным.
Однако стражник в белой с золотом форме следует за ним в тени, внимательно глядя пронзительно-голубыми, как лед, глазами.
43. Беллус
Bellus ~a ~um, прил.
1. приятный, очаровательный
Я смотрю на яичный желток и противоположность его золотистой серединке – серебряную чашку, которая его содержит.
При столкновении «Стойкости» со вспомогательной станцией погибло 113 человек. Не благородных, а обычных людей, рабочих с Тэта‑7, с их жизнью, прошлым и будущим. 155 человек, если считать вместе с мятежниками, которые протаранили «Стойкостью» станцию. Так называют их по визу – мятежники, взбунтовавшиеся против короля и Станции, подвергающие опасности всех нас и ставящие под удар наш императив. Они убили людей и самих себя, но я знаю еще кое-что: все это организовал Дравик. И не чтобы отомстить Дому Отклэров: он пожертвовал жизнями более чем сотни людей ради своего плана. Если он желает взойти на престол, ради этой цели он убивает свой народ… а я его наездница. Мы злодеи, но если это означает уничтожение Дома Отклэров…
Киллиам узловатыми пальцами придвигает ко мне тарелку с курицей и шпинатом и усмехается.
– Курица или яйцо, барышня? – спрашивает он. Я непонимающе глазею на него, он кашляет. – Виноват. Это глупая староземная поговорка.
– Что она означает?
– Это экзистенциальный вопрос – что появилось первым, курица или яйцо?
– Яйцо, – отвечаю я.
– А-а, – он улыбается. – А кто же тогда снес это яйцо, барышня?
В этот момент входит Дравик в лавандовом кителе, с обычной спокойной улыбкой на губах.
– Доброе утро. Как видишь, ты получила приглашение. – он бросает рядом с моей тарелкой конверт. Я не смотрю на него. И на яйцо и курицу тоже, пока Дравик не замечает это. – Что-то не так, Синали?
Да.
– Нет. – Беру конверт. – От кого оно?
– От твоего следующего противника.
Конверт раззолоченный, как Священное Писание, с лозами и гранатами, нанесенными чистым золотом. Сургучная печать со змеем под венком из
