потом?
– Не ищи. Помогай нуждающимся, вытаскивай раненых, если будут… – Она последний раз оглядывается на родную степь и усмехается идущему все дальше и дальше вдоль забора огню. – Увидимся в свободном Славгороде.
Глава сорок третья
– Это не шутки, Дим. – Демина нервно стучит ручкой по столу, поглядывая на светлеющую улицу за окном. Из участка не видны очаги стычек: они все у института и в устьях ближайших к нему улиц, но по спине все равно пробегает холодок. Сколько им потребуется времени, чтобы нагнать и их?
– Хватит уже ныть. – Севостьянов третий раз набирает номер и третий раз слышит робота: «Данный вид связи недоступен». Он тут на особых условиях, его подключили к сетям. Чьим – не спрашивает, потому что знает, когда стоит задавать вопросы, а когда лучше не лезть и наблюдать. – Черт, да что это за хрень? Я не понимаю, как за пару недель тут все с ума посходили. Эпидемия бешенства, что ли?
– Что сказал штаб?
– Штаб приказал оставаться здесь до особого распоряжения и контролировать ситуацию всеми посильными способами. Чем мы и заняты, Лера. А сегодня в пять утра – господи, спасибо, не голубями! – телеграмму передали наконец: «Решите проблему с Г. Р.». Вот я и решаю.
– У тебя же нет полномочий… – цедит сквозь зубы Демина. Севостьянов вечно краев не видит и страдает манией величия. – Очнись, Дима!
Славгород этот давно выходит из-под контроля, скорее всего от безделья и скуки. В офисы наверху часто приходят бумажки с отписками: «Все работает в штатном режиме», хотя в заборе – брешь на бреши. Остальные послушно сидят рядом с большими городами, а этим все больший кусок хлеба подавай – но лишь бы не делать ничего. Заводы простаивают, военная подготовка резерва ни к черту. Пусть Славгород и был основан первым, но вышел самым неудачным и бесполезным. Демина не смеет даже помыслить, что влезать в уже сложившуюся экосистему – идея хорошая.
– Дим, мы не должны были так вмешиваться, – миролюбиво идет на попятную, стараясь угодить молчащему начальнику.
Севостьянову не нравится, как все кинулись защищать эту Рыкову, посмевшую на него напасть. Он лично распорядился, чтобы всех несогласных поскорее заткнули – хоть и не имел на это полномочий. Надзор не распоряжается властью в городе и уж тем более не тушит пожары… революционные в том числе.
Он пытается дозвониться до генерала не ради их спасения из огненной западни, а чтобы отчитаться и выслужиться. Ему и пора – в тридцать пять лет уже многие метят на повышение в полковники. «Совсем головой не думает», – сокрушается Демина, глядя на него. «Одни звезды на уме». Человечность Деминой в этой структуре ей тоже не на руку – они имеют дело с не-людьми.
– Здесь давно велась преступная деятельность. – Он кивает на пробковую доску, увешанную фотографиями, ориентировками, уликами и записками с показаниями очевидцев. – И без нас этот вопрос бы никто не смог решить. Кишка у этого скота тонка.
– Это люди! – Демина подскакивает, не в силах вынести больше и минуты Дмитриевого самодовольства на пустом месте. Арестовывать всех подряд на улицах с таким наслаждением может только отъявленный мудак, и плевать, что старший по званию. – Они выглядят как люди, и ведут себя как люди. Ты не можешь просто приказать их отлавливать и наказывать неизвестно за что.
– Деми-ина-а. – Он издевательски улыбается своими кривыми потрескавшимися губами. Очень неприятный для нее мужчина. – Очнись уже. Они пытаются тут установить свои порядки. Это не люди. Это мясо, которое мы размажем по асфальту и поедем домой за повышением. А там… так уж и быть, подарю тебе щенка. Назови Гришей, раз она тебе так запала в душу.
Демина с отвращением отворачивается к окну и стеклянными глазами замечает клубы ползущего по небу дыма, которые застилают верхушки домов чернильным покрывалом. «Это только начало», – понимает она с ужасом. Ей хочется схватить форменную дутую куртку с непривычной надписью-мишенью «Милиция» и приказать дежурному отдать ей ключи от любой служебной машины – помчаться к площади и заслонять собой невинных. Но решительные мысли прерывает коллега, взывающий с порога к Севостьянову.
– Разрешите доложить, – саркастично произносит тот, подыгрывая нахохлившемуся сослуживцу. Гадкий запах горящего города врывается в кабинет вместе с его приходом с улицы. Курил, точно не был в гуще событий. – На улицах по приблизительным подсчетам – всего пару тысяч. Разобьем толпу на мелкие группки и сгоним на окраины. Пожары тушатся.
– Ради чего вышли-то хоть? – Он делает вид, что не знает. Не хочет, чтобы о корыстных побуждениях узнали.
– Да ради телки какой-то. Смертницы этой.
– А она где?
– Дак еще ночью эвакуировали из института, почти сразу после возгорания. Благодаря ее охраннику всех заранее и вывели, он предупредил. Вот в тюрьме и сидит пока. Потушат – вернут и приведут приговор в силу. Приговор есть приговор. – Он радостно скалится. «Ну и кто тут вообще животные?» – недоумевает Демина молча.
– А чего она сидит без дела? Дайте обмундирование и запускайте в толпу. Должны же быть жертвы и с нашей стороны для правдоподобности. Затопчут ее – не жалко.
Они оба радостно смеются, и то ли от перенапряжения и недосыпа, то ли от отравленного выжженного воздуха – но голова кругом у всех.
– Вы отправляете Рыкову против тех, кто защищает ее жизнь? Усмирять своих же?
Мужчины пялятся на нее недоуменно, словно сказанные Деминой слова – несусветная неправдоподобная глупость. Чуть помолчав, Севостьянов вновь оборачивается к вошедшему и цокает языком:
– Только оружия никакого этой стерве не давай. Гибридский закон запрещает, – и гадко усмехается.
* * *
Ильяна звучит очень уверенно и стойко. Ее руки четко указывают, где делать баррикаду. Ее ноги оббегают всех вопрошающих. Ее взгляд находит и успокаивает каждое сомнение. Страшно, но она гонит страх. Больно, но тело не чувствует усталости.
– Мы дотянули до вечера, товарищи, – звучит нежный голос из-под банданы. – Мы добились, чтобы ночью нас оставили в покое. – Она мочит тряпку и прикладывает к лицу затесавшегося испуганного подростка. – Иди домой, все будет хорошо.
Пожарные не справляются – последняя их машина выходит из строя, и в ход идут лопаты, земля, песок и небольшое количество воды, передаваемой в ведрах вручную. Городской водопровод перекрыт из-за аварии – они пытались брать воду напрямую из гидрантов, но ветхие конструкции не выдержали. Институт чернеет углем каменных проломов, единственный архитектурный шедевр города безнадежно испорчен и почти уничтожен. Ильяне не жаль – она и ее братья и сестры изуродованы не меньше множеством различных рук.
Внутри города
