Только массивные дубовые балки.
Я в ужасе оттого, сколько еще нужно сделать. А ведь осень стремительно переходит в зиму. В этом огромном замке работы еще как минимум на год.
Строители и горняки шаркают мимо меня, приподнимая на прощанье шляпы. Их приятельские отношения согревают мне сердце, но уже наступают сумерки, а с ними блекнет надежда осуществить мой замысел.
Мы с Анри остаемся в темном замке вместе с Навле и Госсе.
– Блестящая идея, мадам, – говорит Госсе. – Команды признали работу друг друга, сочувствуют проблемам и будут работать вместе над поиском решения ситуации.
– Все это очень хорошо, месье, но я не понимаю, как вы закончите внутреннюю часть винодельни за три месяца к открытию.
Он нервно откидывает со лба волосы.
– Мы старались закончить наружные работы и крышу до того, как погода помешает нам. Теперь, я боюсь, слишком холодно штукатурить стены.
– Может, вы отложите открытие? – предлагает Навле.
Я качаю головой.
– Приглашения были отправлены заранее, поскольку многие гости приезжают из Шотландии и Англии. Они уже забронировали билеты на пароход и поезд.
– Простите, мадам. – Госсе пожимает плечами. – Я сдвигал горы, чтобы вопреки всему построить этот замок.
У меня учащенно бьется сердце.
– Я пригласила всех людей, которые выступали против меня, когда я расчищала городскую свалку. Я пригласила все дома шампанского, которые говорили, что у нас ничего не получится. Я пригласила владельцев отелей и ресторанов, всех владельцев виноделен, которые распространяли слухи о нашем банкротстве. – Я почти кричу, на глазах закипают горючие слезы. Я понимаю, что прошу невозможное, но не могу остановиться. – Юбине арендовал вагон поезда для крупных лондонских рестораторов, отельеров и сомелье и для главного редактора «Лондон Таймс».
Навле и Госсе переглядываются и тоскливо поглядывают на массивные двери, прибывшие из старинного шотландского замка.
– Можно мне сказать? – Анри приглаживает пальцем усы. – Мадам, самая важная вещь, которую я узнал от вас, – то, что хорошие вещи стоят того, чтобы подождать, например как наше шампанское брют.
Моя рука взлетает ко лбу.
– Вот именно, Анри. «Поммери брют 1874» – самое восхитительное шампанское, какое мы когда-либо делали. Я планирую подать его на нашем открытии.
– Ваш замок простоит тысячу лет, мадам, – говорит Госсе. – Вы можете отложить открытие.
– Если мы отложим, будут разочарованы сотни клиентов, – возражаю я. – И вся Шампань будет хвастаться громко и долго, что мы не смогли закончить начатое.
Мужчины чешут подбородки, опускают глаза на носы башмаков, скрещивают руки на груди, пытаясь согреться. Сумерки превратились в ночь, и никакая луна не может побороть мое разочарование. Меня сотрясает дрожь.
– Что ж, разойдемся по домам. Утро вечера мудренее, – говорю я. – Вот утром мы и посмотрим.
Анри помогает мне подняться в кабриолет, и у меня легчает на душе. Анри рядом со мной, и это важнее всего, это счастье и удача.
* * *
Я подрезаю розы в саду Шиньи, когда к дому подъезжает галопом дочкин сборщик винограда. Светлые пшеничные волосы развеваются на ветру и падают на плечи, за лошадью поднимается туча пыли. Но какая у него лошадь! Совсем не такая, на какой мог бы приехать сборщик винограда. Шестнадцати или семнадцати ладоней в высоту, с прекрасно вылепленными мускулами, в пятнах, как грозовое небо, жеребец слушается еле заметных команд руки его хозяина.
– Красивая у вас лошадь, – говорю я.
– Слишком красивая для сборщика винограда, вы это хотите сказать? – усмехается он. – Мадам Поммери, я не собираюсь извиняться за то, что делаю. Работаю я хорошо, а работа честная и достойная.
– Я ничего подобного не имела в виду, похвалив вашу лошадь, – говорю я. – Просто тут, в Шампани, редко можно увидеть таких лошадей.
Он треплет коня по холке.
– Манни – першерон, по-моему, лучшая порода во Франции. Моя семья разводит першеронов. Я беру его с собой, когда приезжаю сюда на сбор винограда. – Он перекидывает ногу и слезает с коня. Гордый и высокий. Его сверкающие глаза и крепкая челюсть обворожительно красивы. Таким я всегда представляла себе сэра Ланселота.
– А где ваш дом?
– На побережье, в городке Гидель. Мы выращиваем виноград и вербену. Виноград мы продаем, а из вербены делаем наш собственный ликер «Вервен дю Велей». – Он роется в тисненой седельной сумке и достает забавную бутылку шартрезно-зеленого цвета. – Я привез вам на пробу.
– Как любезно с вашей стороны. – Я подавляю гримасу при виде странного на вид зелья. Приходится кривить душой, когда речь идет об этикете.
Луиза открывает стеклянную дверь. На ней серое шерстяное платье для верховой езды с диагональным кантом и пуговицами из черного дерева. Небольшую шляпку украшает красная шелковая лента, подчеркивая румянец на щеках.
– Месье Ги, я не знала, что вы здесь. Надеюсь, вы недолго ждали.
– Ваша матушка расспрашивала меня про мою семью и откуда я приехал.
– Не позволяйте ее вопросам отпугнуть вас. Я приду через минуту. – Луиза смеется и идет к амбару.
Когда она уходит за пределы слышимости, я говорю парню.
– Я рассчитываю, что вы с Луизой вернетесь домой к трем часам, до темноты.
Его улыбка обезоруживает.
– Вы не одобряете мою персону, да, мадам Поммери? Потому что я всего лишь сборщик винограда или потому что я не из Шампани, а приехал неизвестно откуда? – Он смотрит на меня, и я чувствую жар на лице.
– Ни то ни другое, – отвечаю я. – Или, пожалуй, и то и другое. Как можно доверять сборщикам винограда, когда они приезжают, работают пару недель и уезжают, как только все закончится? У них нет ни репутации, ни ответственности.
– Тогда я могу вас заверить, что я не свободен ни от ответственности, ни от репутации. У меня полно и того и другого, и они руководят моим поведением, поверьте мне.
Его открытость пробуждает во мне симпатию.
Луиза выезжает из амбара на своем гнедом. Сунув руку в седельную сумку, она вынимает бутылку брюта 1874 года.
– Я подумала, что мы утолим жажду на вершине.
– Какая роскошь, – говорит он. – Вы решились на риск с этим шампанским брют, мадам Поммери. Я никогда бы не подумал, что вы игрок в душе.
– Она не знает пощады, когда играет в «фараон». – Луиза строит мордочку. – Поехали, Ги?
– Вы обязательно оставайтесь на хребте, где лошади чувствуют тропу. В долине слишком много камней. Я прошу вас вернуться пораньше, задолго до заката.
Луиза вскидывает руку и машет мне, потом тут же пускает гнедого легким галопом, который быстро ускоряется.
– Не волнуйтесь, мадам. Со мной ваша дочь в безопасности. – Ги мчится галопом вдогонку за Луизой.
Я гляжу, как они скачут на хребет. Волосы Луизы треплет
