бумага покоробилась. Слезы Джули смешиваются с моими, которые тоже падают на рукопись, пока листки бумаги опять не становятся мокрыми. Я так рыдала, что даже почувствовала себя какой-то дурочкой. Нацисты действительно показали Джули эти проклятые снимки. И она действительно сдала им каналы связи – одиннадцать каналов с шифрами из стихов, паролями и частотами. Одиннадцать фиктивных каналов, по одному на каждую фальшивую рацию из тех «onze radios», которые мы оставили в салоне разбившегося «лизандера». Эти снимки оказались настоящим даром. Джули очень многое знала и очень многое могла бы сдать под пыткой, но вместо этого сообщила о фальшивых каналах связи.
Она не упомянула моего кодового имени, хотя у нее наверняка спрашивали. Не назвала и имени Кетэ Хабихт, которое могло бы меня выдать. Она не сказала НИЧЕГО.
* * *
Названия, названия, названия. Как она это сделала? «Кэттеркап» – Старфилд – СУИНЛИ??? Колледж Ньюбери? Как ей удалось? Она смогла подать все так, будто из нее пришлось выколачивать сведения, которые на самом деле были просто выдумкой. И не сказала НИЧЕГО. Вряд ли во всей истории есть настоящее название хотя бы одного британского аэродрома, за исключением Мейдсенда и Бускота, в списках которых она, конечно, числилась, и это легко можно было бы проверить. Все сказанное так близко к истине, так убедительно – особенно учитывая, какими словесными терзаниями сопровождаются эти якобы откровения! Мне сразу вспомнился день, когда мы познакомились и она давала инструкции немецкому пилоту. Так спокойно, отчетливо, с таким знанием дела, как будто волшебным образом действительно стала диспетчером, немецким диспетчером, настолько хорошо ей удались переговоры. А еще вспомнилось, как однажды я попросила ее изобразить Джейми, и она тут же перевоплотилась в брата.
Показания от начала до конца насквозь фальшивы. Я проходила подготовку для службы в Гражданской воздушной гвардии в Бартоне, не в Оуквее, и противотуманные огни там электрические, а не газовые. И перед тем, как я впервые оказалась в Крейг-Касл, мне пришлось лететь не на «спитфайре», а на «бофорте», и Джули это было отлично известно! Хотя я перегоняла «спитфайры» в Дисайд. По-моему, подруга просто не хотела привлекать внимание к настоящим именам и названиям. Она называет командира военной эскадрильи Мейдсенда Крейтоном, пусть ей и отлично известно, что его на самом деле зовут Лиланд Норт. А Крейтон – фамилия полковника в Киме. Я это знаю, потому что Джули заставила меня ее прочитать, отчасти наверняка в качестве предупреждения о том, что нас обеих настраивает под нужды военной машины тот самый хитроумный офицер разведки, настоящее имя которого ей тоже отлично известно.
Я совершенно не помню истории о том, как сестра ее бабушки застрелила своего мужа. Конечно, Джули пришлось переделать многие наши разговоры, чтобы ее рассказ выглядел убедительно, и ни один не передан в точном виде. Все эти беседы действительно когда-то происходили, я их узнавала, но истории с двоюродной бабушкой не помню совершенно. Ничего такого она мне не рассказывала.
Это жутко и невыносимо. Как будто Джули пытается передать мне какую-то инструкцию. Но ведь она не знала, какое нас ждет будущее, не имела понятия даже о том, буду ли я читать ее показания. И вообще считала меня погибшей. По всему выходит, она вряд ли рассчитывала, что показания попадут мне в руки, но тогда – зачем вообще все это?
И вот что еще очень странно: хотя во всей этой истории полно всякой ерунды, в целом она правдива: Джули рассказывает о нас, обо мне и о себе, о нашей дружбе, очень искренне. В ее записях мы настоящие. Нам даже как-то раз одновременно приснился один и тот же сон. Как такое вообще может случиться? Разве бывают на самом деле такие загадочные, чудесные явления? Получается, что бывают.
Еще одно даже более загадочное чудо происходит сейчас со мной: когда я читаю показания Джули, написанные ее рукой, она мгновенно возвращается к жизни, целая и невредимая. Пока в голове звучат ее слова, пока они стоят в моем сознании, она так же реальна, как и я сама. Восхитительно безрассудная, сногсшибательно очаровательная, со своей книжной белибердой и грязными ругательствами, отважная и благородная. Она тут, рядом. Испуганная, измученная, одинокая, но сопротивляющаяся. Летит в серебристом лунном свете на самолете, который не может сесть, а только набирает высоту, – живая, живая, ЖИВАЯ.
* * *
ШдБ = «Шато де Бордо»
ОдВ = «Отель де Виль», то есть здание мэрии.
О. Од В. А 1872 Б № 4 ШдБ
О = Ормэ? Возможно, А – это что-то вроде анналов? Вернее, архив. Б – бокс, в смысле ящик, коробка, отделение.
1872 – возможно, это год, архив от 1872, бокс номер 4
Я ПОНЯЛА
МЭРИЯ ОРМЭ, АРХИВ, 1872, БОКС № 4 «ШАТО ДЕ БОРДО»
Все ясно. МЫ ИХ РАСКУСИЛИ.
✔ Наши тюремные камеры – это всего лишь номера отеля, зато охраняют нас не хуже, чем членов королевской семьи. К тому же есть еще собаки.
✔ В основном эти помещения пустуют, потому что недостаточно изолированы.
✔ Тут есть служебные лифты, подъемники, чтобы доставлять наверх подносы с готовыми блюдами, и большой кухонный лифт для ящиков и прочих товаров, которые привозят с улицы.
И это еще не все, наверняка не все; Энгель подчеркнула нужные инструкции красным, не зря же Джули написала, что красный – ее цвет. Страницы тоже пронумерованы и датированы красными чернилами. Джули упоминала, что Энгель должна был проставить на листах порядковые номера. Они создали эту шифровку вместе, Джулия Бофорт-Стюарт и Анна Энгель, и отдали мне, чтобы я могла ею воспользоваться. В ней все не по порядку, но это и неважно. Ничего удивительного, что моя подруга так стремилась закончить свои показания…
* * *
Ох, СКОЛЬКО ЖЕ ТУТ БУМАГ
Вот еще:
✔ началась воздушная тревога, и все, как обычно, попрятались в укрытие. Я… ждала два часа
✔ «ШдБ» = «Шато де Бордо»
✔ как и во всех остальных камерах, тут закрыты ставни
✔ Тут используют первый этаж и два мезонина под жилые помещения и кабинеты
✔ ОдВ, подчеркнутое красным = мэрия
✔ Через подвалы в маленький мощеный дворик, (где имеются) выходящие в переулок ворота.
Мы пройдем в здание через подвалы, передний и задний. Во дворик можно попасть из переулка, а с улицы есть доступ к большому кухонному лифту. Подвальные помещения недостаточно защищены, спальни используются в качестве камер. Во время воздушных налетов никакой охраны, кроме собак, нет. У нас будет до двух часов. Мы сможем вырубить пробки, отключить генератор и перед уходом набить кухонные лифты взрывчаткой.
Историю двоюродной
