урчит – он не смог проглотить ни крошки за столом, за которым велось обсуждение брака, под пристальными взглядами Отклэров. Мать смеялась слишком сладко, даже когда вцеплялась ногтями в его колено под столом, отец сыпал обещаниями, а Раксу было все равно. Он думал лишь о небесно-голубых глазах, которые наконец-то смягчились.
От улыбки.
Он не мог избавиться от этих воспоминаний – ему и в голову не приходило, что Синали умеет улыбаться. Как разрумянились ее щеки, как двигались губы… перепачканные кровью, губы, в которые впивались какие-то нанюхавшиеся пыли говнюки из завсегдатаев клуба. А потом она укусила его за руку. Он осторожно потирает повязку – было бы легко сослаться на травму, полученную на тренировке, если бы он не перестал получать их еще в десять лет. Родители насторожились, но Мирей прикрыла его, а они только и делали, что ловили каждое слово, слетающее с ее высокородных уст.
В памяти эхом звучит то, что сказала Мирей в ховере на обратном пути, после обсуждения брака: «Если она тебе настолько нравится, переспи с ней, и кончено».
«Вообще-то это не так просто», – отозвался он.
«Именно так. – Она небрежно изучала свои ногти. – Она не в себе, Ракс. Нестабильна и опасна, как умирающая звезда, – это видят все. Так что давай, устрой себе развлечение. А когда закончишь, отойди и дай мне прикончить ее на ристалище».
Раксу следовало бы беспокоиться о другом – о том, что уже четыре дня он не может связаться с Явном, о том, что родители продали его Дому Отклэров и до его свадьбы с Мирей осталось шесть месяцев. Но он не понимает… бывший принц ведь не убьет ее? Она же его наездница. Значит, опасность ей не грозит, верно?
Ее слова звучали так безнадежно, слабо и одиноко. Как бы дерзко она себя ни вела, ни о чем подобном она никогда не сказала бы ему на трезвую голову. Ее явно одурманили. И она стала эмоциональной, совсем не похожей на себя прежнюю, откровенной и настоящей, а ее поцелуй – робким и испуганным. И ее ладони так смело пробирались ему под одежду – ее ладони под его одеждой, дергающие застежки, а от страсти в ее голосе напрягались все его мышцы.
«Прошу тебя, всего раз».
– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, сэр Истра-Вельрейд?
Он вздрагивает: принц стоит в дверях, маленький золотой пес с любопытством выглядывает из-за его ног. Этот человек ниже ростом, чем Ракс, гораздо слабее на вид, чем полагается быть тому, кого когда-то готовили в короли, и ультрафиолетового венца он не носит. Его негустые каштановые волосы небрежно собраны в короткий хвост, на длинном спокойном лице дружелюбная улыбка. Он наставник Синали, а не отец, потому что, если верить Мирей, своего родного отца она убила. Ракса это признание вовсе не шокировало, только опечалило, потому что когда-то и ему была близка подобная мысль. В самые мрачные дни, он, запертый в Солнечном Ударе, как в ловушке, тоже подумывал убить своих родителей за то, как они обошлись с ним.
Если бы он воспользовался шансом, то стал бы таким, как Синали.
– Да, простите. Я только хотел узнать, все ли… все ли хорошо с Синали? Я встретил ее в «Аттане» и посадил в ховер, но мне показалось, она нездоро…
Улыбка принца становится шире.
– А-а. Так, значит, это вы прислали ей цветы в больницу.
– Цветы? Нет, я… в смысле, я пытался навестить ее, но доступ в ее палату закрыли. Видимо… это сделали вы.
– Действительно, я.
Долгие годы осторожного лавирования в кулуарах дворцовой политики многому научили Ракса: он улавливает горечь в улыбке собеседника, хотя по его виду и не скажешь, какие чувства он испытывает. Сапфиры на набалдашнике его трости – словно десятки синих глаз, уставившихся на Ракса: пронзительных, неприветливых. Но из головы у него не идут слова Синали. Если Литруа обижает ее, принуждает ездить верхом, как принуждала Ракса мать… Чувствуя, как ноет рана на руке, он делает шаг вперед, и сторожевой пес издает низкое рычание.
– Я лишь хочу увидеть ее, ваше высочество. Убедиться, что с ней все хорошо.
– Боюсь, это невозможно, сэр Истра-Вельрейд.
Ракс поднимается на крыльцо, встает слишком близко к принцу, забыв о соблюдении приличий.
– Одну минуту. Вот все, чего я прошу.
Так быстро, что поначалу он ничего не успевает почувствовать, – так быстро, что случившееся напоминает ему столкновение боевых жеребцов, – на его щеке возникает горячая полоса и ощущение стекающей струйки. Кровь. Принц Литруа задерживает проекционный меч под подбородком Ракса: приглушенный оранжевый свет обжигает кожу, сапфиры на рукоятке поблескивают, но не затмевают ослепительной улыбки его хозяина.
– Полагаю, теперь вы уйдете, сэр Истра-Вельрейд.
48. Эминус
Ēminus, нар.
1. (о боевых действиях) на дальних подступах
2. издали, на расстоянии
Сегодня у моего ангара собралось столько народу, что потребовалось вмешательство единственного стражника. Приветственные крики нарастают по мере моего приближения. Мои царапины обработаны, синяки минувшей ночи скрыты под макияжем. Никакие гель-шоты не обжигали мне горло, никакой лягушачьей наркоты, вызывающей слабость, нет в моих венах, мой ум ясен и сфокусирован, как луч лазера.
Дравик стоит перед толпой, на его лице стандартная улыбка.
– Ты хорошо выглядишь.
На его игры мне не хватает терпения.
– Прошлой ночью вы прислали за мной ховер.
– Да, тебе нездоровилось. Будь я человеком знающим, я назвал бы это недомогание передозом, рассчитанным на то, чтобы вывести тебя из строя на несколько дней.
– Как вы узнали, где я?
– Едва ли требуется быть мастером робототехники, чтобы знать, куда ты отправилась, Синали.
Я прищуриваюсь:
– Но вы знали время. Точное.
– Естественно. Биометрический сканер, который я встроил в твой крестик, известил меня о твоем учащенном сердечном ритме. Сильно отличающемся от здорового. Я понял – что-то случилось, и отправил за тобой ховер.
Я сжимаю в кулаке подвеску красного дерева, висящую у меня на шее, желудок сводит. Должно быть, он сделал что-то с подвеской, когда я отдавала ее на хранение ему во время поединков.
– Вы чипировали меня, как собаку.
– Как девушку, которая отказывается слушаться тех, кто тратит силы и средства на ее безопасность, – невозмутимо поправляет Дравик. – Тебе еще повезло, что я давно слежу за работой Тализ, иначе мне не удалось бы дать тебе противоядие вовремя, чтобы ты явилась на поединок.
Он не мог знать, что я сяду в ховер. Я могла просто отрубиться от передоза на танцполе. Если только… если только он не был уверен, что я встретила тех, кто
