один из них либо они оба не засыпали при свете фонариков, купленных в магазине, где все товары стоили один доллар. Было здорово чувствовать, что Паркер всю ночь находится здесь, рядом с ней. В детстве Хлоя боялась темноты. Именно поэтому она и начала интересоваться звездами и созвездиями, ведь, когда ты что-то знаешь о них, темнота вроде как становится менее страшной. И благодаря звездам и историям о них ты чувствуешь себя не такой одинокой.
Нет, это благодаря Паркеру она чувствовала себя не такой одинокой.
Хлоя постучала пальцем по пластиковой упаковке и улыбнулась своему двоюродному брату.
– Благодаря этим штукам я не потеряю связь с тобой, – сказала она.
Паркер снова улыбнулся и на мгновение стал похож на того мальчика, каким она его помнила, который помогал ей ставить палатку, а потом лежал рядом с ней на траве, восхищенно слушая, как она говорит о созвездиях и пересказывает связанные с ними древние мифы.
– Ну, чего ты ждешь? – спросила Хлоя. – Открывай. Давай посмотрим, как они работают.
Паркер открыл свой складной нож, с его помощью разъял твердый пластик упаковки, после чего вынул рации и отдал одну из них Хлое. Затем повертел свою рацию в руках, включил ее, чтобы проверить состояние батарейки, и наконец пристегнул к своему поясу.
Хлоя поднесла рацию к губам, нажала на переговорную кнопку, и ее голос, усиленный динамиком и сопровождаемый радиопомехами, зазвучал с бедра Паркера:
– Как ты думаешь, эти штуки и впрямь могут работать в радиусе тридцати двух миль?
– Не знаю. Возможно, – ответил Паркер. – Но даже если радиус их действия вдвое меньше, это все равно клево. Спасибо тебе за них, Хлоя. Я правда очень тебе благодарен.
Она обняла его:
– Обращайся. Держи свою рацию включенной на тот случай, если я захочу сказать что-нибудь умное, а ты в это время не будешь находиться рядом со мной, лады? Шестой канал.
Паркер опустил руку и переключил свою рацию на шестой диапазон. Устройство издало пронзительный звук и замолчало.
Секунду спустя Хлоя сделала то же самое:
– Ну вот, теперь все готово.
– Класс.
Наконец вернулся Нэйт, босой и потный, после того как выпустил пар. И, не сказав ни слова ни Адаму, ни кому-то другому, прошел на место, где были его вещи, и с грехом пополам поставил свою палатку, не переставая ругаться себе под нос. Порой он бывал таким – угрюмым, говнистым. Остальные давно поняли, что в таких случаях лучше оставить его в покое, чтобы его дурное настроение прошло, и тогда он, в конце концов, перестанет раздуваться от важности.
– Не обращай на него внимания, – посоветовала Хлоя Паркеру.
– На него трудно не обращать внимания.
– А ты постарайся, лады? В конце концов он уймется. С ним так бывает всегда, – ответила Хлоя, пытаясь поверить в то, что говорит.
Паркер рассеянно кивнул, быть может, в ответ на свои собственные мысли. Как будто ее вообще тут не было.
Все хорошо. Все непременно будет хорошо.
* * *
Хлоя не знала, с чего именно все началось, но позднее, если бы кто-то спросил ее, что послужило толчком, она бы сказала: пожалуй, ничего – и, в общем, попала бы в точку. В конце концов, Нэйт весь день искал ссоры, так что она не удивилась, когда услышала, как он опять рычит на Паркера:
– В чем твоя проблема, чувак? А?
При других обстоятельствах это можно было бы пропустить мимо ушей, но в голосе Нэйта звучала такая злоба, что Хлоя насторожилась и прислушалась. Паркер сидел на земле возле своей палатки, строгая палку складным ножом, а Нэйт зло смотрел на него с другой стороны поляны, и в глазах его пылала ярость.
– На что ты смотришь, мать твою?
– Ни на что, – ответил Паркер.
– Да ну? А по-моему, ты пялишься на меня. Ты пялишься на меня? Да или нет? Отвечай!
– Нет.
– Брехня.
– Да ну тебя. – Паркер снова принялся строгать свою палку, проведя по ней ножом и сняв с нее еще одну завившуюся спиралью стружку.
– Да ну тебя, – ехидно повторил Нэйт.
– Нэйт, в кои-то веки отстань от него, мать твою, – крикнул Адам с противоположной стороны кострища. – Ты затеваешь перебранки просто затем, чтобы затевать перебранки. Ты же знаешь, что он не…
– Отвали, Джарвис, – огрызнулся Нэйт, не сводя глаз с Паркера. – Эй! Эй! Посмотри на меня, ты, большой фрик. Смотри мне в глаза. Я задал тебе вопрос. Ты пялился на меня или нет? Скажи правду.
– Думаю, да, – ответил Паркер, не отрывая глаз от палки.
– За каким хреном?
– Ни за каким. Просто смотрел, и все.
– Пошел ты в жопу – он, видите ли, просто смотрел! – зарычал Нэйт и бросил в сторону Паркера горсть земли. – И на что именно ты просто смотрел?
– На тебя.
– Почему?
Паркер поднял голову, посмотрел на Нэйта, и Хлоя прочла на его лице усталость, печаль и едва сдерживаемую ярость.
– Потому что ты делаешь это неправильно.
– Что я делаю неправильно?
– Ты неправильно ставишь палатку, – со вздохом ответил Паркер.
– Не все ли равно? Ты же не собираешься в ней спать, разве не так?
Паркер продолжал смотреть на Нэйта:
– Не собираюсь.
– Тогда какое тебе до этого дело?
– Думаю, никакого.
– То-то и оно, – презрительно бросил Нэйт. – Знаешь, чувак, я должен сказать тебе, что весь этот год ты чертовски всех напрягал, и мне это осточертело.
– Извини… что?
– Если ты не изменишь свое гребаное поведение, мать твою, твои извинения ни хера не стоят. Знаешь, по-моему, я выражу чувства всех, когда скажу, что если ты и дальше будешь себя вести таким образом, то тебе, пожалуй, лучше делать это в другом месте. Подальше от нас.
– Нэйт, хватит, отстань от него, – сказала Ники, расположившаяся возле углубления для костра.
Сидящий рядом с ней Джош покраснел и отвел глаза.
Нэйт сердито посмотрел на нее:
– Не делай вид, будто это не так, Николетта. Вы все понимаете, о чем я говорю, и не притворяйтесь, будто вам это невдомек. Он весь год ведет себя как чемпион среди уродов. А что он сделал с Кайлом Терлецки? – Нэйт гадливо помотал головой. – Он сломал этому бедняге челюсть, и ее пришлось собирать по кускам. Вы не можете не помнить, во что превратилось его лицо. Ему теперь придется полгода носить гребаный шейный корсет, и ради чего? Ради того, чтобы Паркер смог выплеснуть свой гнев? Ну уж нет, на хрен. Я не хочу находиться рядом с таким гребаным психом, а вы хотите?
Никто из них не сказал ни слова.