Никто не выступил против Нэйта, никто не выразил несогласия с тем, что он говорил. Нэйт был засранцем, но он был не так уж неправ. Хотя не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что он заходит слишком далеко. Он всегда перегибал палку.
Хлоя видела в глазах своего двоюродного брата боль – неподдельную боль, смешанную с яростью и ненавистью, а также со страхом и чувством одиночества.
– Я не хотел его калечить.
– Ты выбрал весьма странный способ выразить это свое нехотение. Но загвоздка в том, что даже после того, как ты это сделал, все наши продолжали валандаться с тобой по какой-то дурацкой причине.
– Я их об этом не просил.
– Да что ты говоришь.
Паркер оглядел своих друзей, и лицо у него при этом было посеревшее, опрокинутое. Только Хлоя смотрела ему в глаза, но и она не смогла выдержать его страшный, затуманенный взор и через секунду отвернулась. У нее было ощущение, будто ее щеки и губы стали горячими и опухли, а глаза застлала пелена слез.
– Нэйт, перестань, – быстро проговорила она. – Ты же знаешь, это начал Терлецки, и… дело обстоит не так, совсем не так.
– Оно обстоит именно так, – возразил Нэйт.
Адам сделал шаг в их сторону:
– Нэйт…
– Что я могу тебе сказать? – ощерился Нэйт. – Давай проваливай, гребаное ты чмо. Не суйся, Адам.
– Хорошо, – сказал Паркер, поднявшись на ноги. – Я понимаю. Я уйду.
– Вот и отлично. Мы больше не желаем тебя видеть. – Голос Нэйта звучал холодно, жестко. – Просто вали отсюда.
Плечи Паркера поникли. Он опустился на одно колено и начал собирать свой спальный мешок и остальные вещи, как попало засовывая их в рюкзак.
Он в самом деле собирался уйти.
– Паркер, не надо. Пожалуйста. Ведь дело в нем, а вовсе не в тебе. – Хлоя протянула к своему двоюродному брату руку, но он покачал головой, взвалил рюкзак на плечи и уставился в землю.
– Хорошо. Я понимаю, – повторил Паркер, и в его голосе опять зазвучало то же самое жуткое напряжение. – Я могу уйти. Я уйду. Это ничего.
– Это самое разумное из всего того, что ты сказал за этот день, – продолжал глумиться Нэйт. – До встречи, гребаная ты безотцовщина.
Паркер поднял взгляд, посмотрел на Нэйта, и Хлоя второй раз в жизни увидела в глазах брата нечто такое, что внушило ей страх. Да, в них по-прежнему читались страдание и печаль, но на них, подобно ледяной корке, намерзла холодная ненависть, та самая, которую прежде она видела в его глазах только один раз – на заднем сиденье минивэна, после того что он сделал на парковке «Уайт-Кэсл». Но даже та ненависть не шла ни в какое сравнение с тем, что она видела сейчас. Хлоя никогда ни у кого не видела подобной ненависти. Как будто Паркер полностью отключился от самого себя.
– Ч-что… что… – пролепетал он. – Что я тебе сделал, Нэйт?
– Ты появился на свет, – прорычал Нэйт.
– Ну все, хватит, нам всем надо это прекратить, – рявкнула Хлоя, но она понимала, что уже поздно, теперь Нэйта было не остановить.
Он вошел в раж, его глаза округлились и пылали злобой, и он так ощерился, что был виден каждый его кривой желтый зуб. Было видно, что, хотя он напустил на себя серьезный вид, все это доставляет ему удовольствие. Он наслаждался, вонзая в Паркера один нож за другим. И до сих пор Паркер просто стоял и глотал его оскорбления. Хлоя бы подумала, что он и дальше будет это терпеть, если бы не этот ужасающий лед в его глазах.
Нэйт пересек поляну, остановился прямо перед Паркером и взмахом руки обвел всю компанию:
– Всем им насрать на тебя и твои проблемы, придурок. До сих пор они просто притворялись, чтобы не разозлить тебя. Но теперь, когда ты нас покидаешь, думаю, нам больше не придется заморачиваться на этот счет, не так ли, ребята?
– Это все неправда, – запротестовала Ники. – Это ложь.
Нэйт не удостоил ее вниманием, он все так же сверлил глазами Паркера.
– Весь этот год ты вел себя как великовозрастный сосунок, чувак. Раньше ты был нормальным парнем. По крайней мере ты не вел себя все время как тряпка и нытик. Но, знаешь, я больше не могу это терпеть. Мне осточертело постоянно ходить вокруг тебя на цыпочках, как будто ты можешь в любую секунду слететь с катушек и увлечь за собой всех нас, и все просто потому, что твой папаша сбежал из города, или наконец прикончил себя, или что-то еще в этом же духе. С меня хватит твоей гребаной сиротской хандры. Так что пойди и повесься.
Никто из них не увидел, как Паркер достал револьвер. Только что его не было, и вот он уже появился, как будто Паркер выхватил его из воздуха и нацелил в Нэйта, черный, грозный, состоящий из смертоносных изгибов и углов. Его дуло находилось так близко от губ Нэйта, что если бы Нэйт хотел, то мог бы его поцеловать, и при этом ему бы даже не пришлось подаваться вперед. Но его злобная ухмылка осталась неизменной, ее словно приклеили к лицу, и ничто на свете не могло ее стереть, несмотря на то что он смотрел в лицо своей собственной смерти. За револьвером глаза Паркера были пусты и неподвижны.
Адам потрясенно ахнул:
– Паркер, какого хрена?
Но Нэйт рассмеялся – действительно рассмеялся, когда Адам произнес эти слова.
– Господи, да успокойся ты, Джарвис. Мы же оба знаем, что он не застрелит меня.
– Заткнись, Нэйтан, просто закрой рот. – В голосе Ники слышалось такое напряжение, будто ее нервы были натянуты до предела.
– Да пофиг, – ощерился Нэйт. – Никто из вас не хочет вывести его на чистую воду, ну ничего, я сам скажу, что он блефует, мать его, и мне он уже осточертел. Я сыт им по горло. У-у, как страшно, здоровый лоб со своей пушкой. Да ты просто смешон, понял? – Он сделал еще полшага вперед и ткнул Паркера пальцем в грудь. – Ни хрена ты не сделаешь, потому что ты гребаный неудачник, такой же, как твой гребаный неудачник-отец…
Револьвер произвел звук, ударивший их всех наотмашь и поднявший с деревьев множество птиц. Из затылка Нэйта вырвалось красное полотнище, и все вокруг застыло.
Одну долгую ужасную секунду Нэйт продолжал стоять, словно застряв во времени, и его лицо было искривлено чем-то почти похожим на улыбку. Можно было посмотреть на него и чуть ли не подумать, что все нормально, как будто
