жестоко болтает меня в седле. Я дергаю седло на себя, костюм наездника скрипит в выпирающем геле, в седле меня удерживает лишь поверхностное натяжение, а сбиться с мысли не дает повтор единственного слова – двигатели двигатели двигатели. Вызвав срабатывание двигателей одного за другим, я нейтрализую нашу яростную скорость. «Красный – 0. Синий – 0». Включается связь.
– Я давала тебе шанс принять Его благодать, – говорит Тализ. – Малышка Ночная тень, противоядие в чае – все это ты отвергла. Подобно тому, как Отец наш предостерегает нас посредством нашей чистой совести, я дала тебе поблажку, а ты презрела мою милость.
Пожиратель Грехов поднимает копье.
– Все поединки, в которых ты участвуешь для сэра Литруа, и все убийства, которые он совершает для тебя… – Тализ тяжело вздыхает. – Господь простит их, Синали. Я слышу Его любовь к тебе даже сейчас, взывающую, чтобы ты приняла Его. Он избавит тебя от страданий и для этого воспользуется мною как своим орудием… Все, что от тебя требуется, – остановиться, прислушаться к своему сердцу, отказаться от гнева, очень тяжкого греха, которым ты так дорожишь, и принять божественное в прощении. Разве твоя мать не желала бы, чтобы ты жила в Его свете?
Я крепче сжимаю свое серебристое копье. Тализ понижает голос, уже не говорит, а шепчет.
– Неужели ты не хочешь жить мирно?
– Мирно? – взвиваюсь я. – А вы дали нам жить мирно, благородные? Или мою мать убили мирно? Ее использовали и выбросили, а затем убили на моих глазах, как ничтожество, и твой король и бог это допустили!
Разрушитель Небес свирепеет по мере того, как мой гнев постепенно заполняет седло – это не обжигающий жар, как у Ольрика, а ровное горение. И опять вспышка воспоминаний: боевые жеребцы модификаций А3 и А4 держатся за руки, но на этот раз оба покрыты ржавчиной. Более новые, современные роботы появляются и растаскивают этих двоих, вынуждая их расцепить руки. Золотистый А4 выплывает из поля зрения серебристого А3, и на меня обрушивается поток чьей-то жгучей ярости, направленной на более новых роботов, которые их разлучили.
не друг, заявляет Разрушитель Небес.
Начинается снижение. Тализ сан Мишель снова старается держать дистанцию, но я больше не собираюсь терпеть ее игры. Я пролетаю дальше, а потом делаю гравитационный маневр по диагонали через ристалище, не достигнув терминуса. Такое столкновение не запрещено правилами, лишь бы копье нанесло удар первым.
Если ей хочется испить боли, в этой боли я ее утоплю.
Мы сближаемся на скорости, она начинает притормаживать, понимая, что я делаю, Пожиратель Грехов отшатывается назад, но не в сторону. Перегрузки слишком сильны, увильнуть она уже не сможет. Ей остается лишь сражаться, и она это понимает. Ее розовое копье колеблется, пытаясь запутать меня, не дать понять, с какой стороны она нанесет удар, – словно иголка в ткани, оно меняет положения так быстро, что я едва успеваю уследить: вверх, левее, ниже. Разрушитель Небес хочет сблизиться с Пожирателем Грехов, взяться за руки с себе подобным, и его желания начинают сливаться с моими: Ракс и Мирей, гель-шоты, тосты, его грудь рядом с моей, и я вдруг понимаю – враг / друг – огонь / топливо. Энтропия. Энергия. Слова означают больше, если заглянуть вглубь. Я – наездница на Кубке Сверхновой. Я снижаюсь в темном пламени бесславия, и мне нужно топливо, чтобы гореть по-прежнему. Враги, друзья, любовь и ненависть – я испытаю все и благодаря этому вспыхну ярче.
Прежде чем умереть, я буду жить.
поклонись, уговариваю я, поприветствуй нашего не-друга как следует.
Разрушитель Небес с готовностью наклоняет голову, копье Тализ проскальзывает между рогов полумесяца у нас на шлеме. Вскрик, вспышка, выпад.
Столкновение.
Мы сошлись вплотную. Металл вдавливается в металл, боевые жеребцы сминают друг друга – взрываются стекло, передачи, кабели, и мы вращаемся, как две птицы в смертельном нырке. Перегрузки играют с моим позвоночником, скручивают меня, пока мне не удается запуском одного из двигателей остановить наше смертельное вращение. Мы зависаем в пространстве. Слова Разрушителя Небес невнятны, он пострадал, но счастлив.
«рядом с другом.»
Кажется, будто мои внутренности скрутило, все тело болит. Мы с Тализ выглядим кремово-голубой карикатурой, смятые вместе каким-то великаном, две металлические куклы, у которых общая искореженная правая сторона. Зрители поднимают рев.
Мое серебристое копье пронзает ее розовый лоб, и я рычу в ее разбитый шлем.
– Катись к чертям.
49. Хорда
Chorda ~ae, ж.
1. струна музыкального инструмента
2. потроха (как еда)
Впервые в жизни Мирей Ашади-Отклэр смотрит турнир с ужасом.
Виз озаряет гостиную голубоватым светом. Разрушитель Небес побеждает. Литруа побеждает.
Она переводит взгляд на бабушку, восседающую в шезлонге: прямая спина, пугающе бесстрастное морщинистое лицо. Мирей известно: чем непроницаемее бабушкино лицо, тем сильнее она встревожена, а сейчас ее лицо похоже на чистый холст. Обе они знают, и это знание слышится и в звоне посуды на чайном подносе, внесенном горничными, и в пробирающем до костей стоне стен из древесины тюльпанного дерева: теперь кто-то в этом Доме умрет.
Наконец бабушка улыбается ей:
– Отчего такой обеспокоенный вид? Иди сюда, выпей чаю со мной.
– Но…
– Я уже приняла меры. – Бабушка спокойно наполняет чашку. – Если поначалу мы колебались, то теперь готовы, а с объединенной силой семьи Отклэров не так-то легко совладать.
Мирей бросает взгляд на твердосветную броню стражи у двери гостиной и откидывается на подушки. И правда, Император Зари теперь не столько поместье, сколько крепость. Мимо окон по саду двигаются размытые тени стражников, патрулирующих территорию, сменяя один другого на дежурстве, их серебристые сторожевые робопсы вынюхивают тепловые сигнатуры и сбои в работе электроники.
Их семья в безопасности. А как же иначе. Бабушка улыбается мягче и манит Мирей к себе.
– Подойди. Выпей чаю и дай заплести тебе волосы. Какие длинные они выросли.
Узловатые пальцы бабушки разбирают ее волосы на пряди с изяществом и нежностью, редкой для нее. Бабушка больше любила ее маленькую, по крайней мере, так думала Мирей, но теперь касание ее пальцев напоминает ей, что любовь не исчезает, просто с годами приобретает другой облик.
И когда Мирей несколько часов спустя покидает гостиную, чувствуя, как косы подрагивают за плечами с каждым шагом, именно любовь побуждает ее остановиться, когда из-за угла доносятся голоса горничных.
– …представляешь? Бастардка выступает в турнире за благородный Дом! Такая же простолюдинка, как ты или я. И никаких тебе академий, ни богатств, ни титулов… Немыслимо.
– Но не сказать, чтобы невероятно, – хихикает другая горничная. – Она потрясающая.
Мирей тихо фыркает – потрясающая? В
