песню, придуманную Виком под влиянием момента и начинавшуюся словами:
"Шип ми офф ту
Шип-ит-офф-ка …"97
На следующее утро за завтраком нам сообщили, что наш поезд идёт по расписанию, то есть прибудет около полудня, и мы вышли на последнюю прогулку по улицам Киева к древнему собору святой Софии. Богослужение только что завершилось, и, хотя церковь была пуста, в воздухе все ещё висел густой аромат ладана. В тусклом свете мягко блестели иконы.
"До свидания, до свидания", – шептала я, целуя знакомые старые образа, в то время как Вик стоял позади меня и терпеливо ждал, пока я закончу.
"А теперь нам пора идти. Ну, скорее, поторапливайся, а то мы снова его упустим", – подгонял он, когда мы вышли из собора, и наотрез запретил мне заскочить хотя бы на минутку в Крещатицкий переулок, в центре которого стояла статуя моей святой покровительницы Ирины.
"Попрощайся с ней мысленно и в своём сердце, но, Бога ради, давай не опоздаем на поезд", – воскликнул он, и мы поспешили в номер и к вокзалу.
На этот раз мы добрались благополучно, без особых недоразумений, и снова, как в тот первый день в России, я часами смотрела в окно поезда, пока мы не достигли границы. Когда русские пограничники вышли, а польские вошли, немецкий турист посмеялся надо мною, так как увидел в моих глазах слёзы.
"Не мог и представить, что кто-либо станет грустить, покидая эту Богом забытую страну", – воскликнул он.
"Но неужели вы не понимаете? – вскричала я. – Это моя страна, и я оставляю позади свой народ, свою землю".
"Да, но ты также едешь домой – в Америку, – мягко сказал Вик. – А сюда мы обязательно снова вернёмся".
И состав медленно пересёк польскую границу.
Послесловие переводчика
Раздобыв пять лет назад раритетный англоязычный бумажный экземпляр данного романа-путешествия вкупе с другими изданными в США книгами Ирины и помогавшего ей с некоторыми из них Виктора, я был буквально потрясён созвучностью описанного там с моими личными впечатлениями и переживаниями, испытанными либо в тех же самых местах, либо в необычайно схожих обстоятельствах. Ведь, будучи и сам заядлым путешественником, поездившим с родителями в детстве и отрочестве по европейской части СССР на поезде, а во взрослом возрасте по всей Европе от Волги до Атлантики и от Балтийского до Средиземного морей, за исключением лишь малого числа стран, на автомобиле, я видел многое и попадал в различные ситуации, порой забавные или комичные, порой трогательные или печальные, а иногда и чрезвычайно опасные.
Поэтому, работая над переводом этого произведения, я всё время ловил себя на мысли, что пишу и про себя тоже. Ведь все по-настоящему близкие мне люди знают, насколько трепетно я отношусь к ряду мест на этой прекрасной планете и к воспоминаниям, с ними неразрывно связанным, так что, попав туда опять, легко могу и "занырнуть в себя", купаясь долго в безбрежно счастливых или до комка в горле грустных видениях минувшего, и без умолку делиться воспоминаниями о них с родными мне по духу попутчиками. И этот факт сильнейшим образом связывает меня с Ириной. Как, впрочем, и тот, что мы оба любим, базируясь то в одной, то в другой "реперной точке", исследовать всё самое интересное в непосредственной от них близости, перемещаясь туда-сюда, словно по семянкам головки одуванчика.
Неудивительно, что во время написания отрывка про станцию Лозовая я, как наяву, ощущал ту температурную разницу между севером моей Родины и югом, которой сам наслаждался в далёком детстве, выйдя там же погулять из вагона, вёзшего меня на летний отдых. А описывая бойкую торговлю на станции Курсавка, я мысленно очутился на обожаемом мной в те же времена перроне вокзала в Скуратово, первой от Москвы остановке поезда, где очень симпатичные бабушки продавали изумительные малосольные огурчики и вкуснейшую варёную картошку с укропчиком – символ начала моего детского волшебного путешествия к зовущему издалека тёплому Чёрному морю. Ну, и как же обойтись без упоминания Владиславовки, узловой станции в Крыму, где расходились поезда на Керчь и Феодосию, ведь как раз там с моим любимым папой на моих глазах происходило нечто похожее на то, что испытал Виктор в погоне за поездом до Шепетовки, однако с тем маленьким отличием, что я наблюдал за происходившим из тамбура уезжавшего вагона, а папе удалось догнать его и подняться, держа в руках два ящика купленной на станции черешни. И, конечно же, никуда не деться от побережья Крыма, тянущегося от Феодосии до Нового Света и магическим образом являющегося для меня таким же родным, как и для Ирины, – это наше с ней "место силы". И такой же пиетет, как она, я испытываю ко Льву Сергеевичу Голицыну, стоявшему у основания не только завода шампанских вин в своём поместье, но и упоминавшейся в тексте Виктора "Массандры", и высоко ценимой мной "Архадерессе – Солнечной Долины" у Судака, а также "Абрау-Дюрсо" под Новороссийском.
Что же касается красочно и детально изображённых в книге величайших советских достижений и прискорбных потерь и просчётов, то и здесь я полностью разделяю чувства Ирины и Виктора, что и так, наверное, было абсолютно понятно из некоторых моих комментариев в сносках по ходу повествования. Ведь я люблю и ценю всю историю своей Родины, целиком, без ненужных купюр или, наоборот, выдирания из неё и последующего возвеличивания отдельных особо нравящихся периодов, как этим увлекаются многие. Я горжусь всеми свершениями и древней Руси, и царской России, и Советского Союза, и современного Российского государства. И я также переживаю по поводу совершённых в прошлом и совершаемых нынче ошибок, надеясь, что когда-нибудь мы научимся глубоко, объективно и всесторонне анализировать их, что позволит нам не повторять раз от разу одну и ту же нелепицу. Поэтому мне одинаково противны представители всех крайностей: как отъявленные "монархисты", так и не менее ярые "коммунисты", как запятнавшиеся с головы до пят "либералы", так и всех мастей "квасные патриоты", да и вообще так называемые "коричневые носы" при любой действующей власти. И даже в этом, собственно, состоит наша удивительная общность с Ириной.
В главе "Писательство" моего третьего романа из цикла "Миры Эры" уже рассказывалось, что происходило как до, так и после Ирины с Виктором путешествия, и было мной озвучено обещание привести в этом послесловии отрывки американских рецензий на вышедшую через девять месяцев книгу. Изучив их досконально, я понял, что на 99% они состоят из пересказа ключевых моментов повествования и повтора дополнительных фактов, озвученных Ириной во
