Она все рассказала Генри, а я подслушала.
— Это не твое дело! — отрезала я, и мой голос эхом отразился от каменных стен.
— Нет, черт возьми, это мое дело! — воскликнула она с негодованием и взмахнула передо мной листком бумаги. Это был чек, который Александр пытался вручить мне. Наверное, Роуз нашла его в библиотеке после вечеринки. — Ты не хотела выходить замуж за Чарльза и поэтому сбежала в художественную школу. Твои родители отказались оплачивать твое обучение, и ты убедила свою тетю помочь тебе. Но, понимая, что этот колодец уже иссякает, ты решила запустить когти в Александра и наложить руки на наши деньги. Я права?
— Я не взяла у него деньги, — тихо ответила я, отчаянно стараясь изгнать из памяти тот вечер.
— Это не имеет значения! — выкрикнула Роуз, дрожа от волнения. — Разве ты не понимаешь, что это значит? Ты проникла в душу Алекса, поймала его на крючок. Берди, он должен жениться на Эвелин, должен! Папа нездоров, и Алексу приходится управлять поместьем. Он… он… — Ее плечи содрогнулись, и она разразилась истерическими рыданиями.
— О Роуз! — воскликнула я, подбегая к ней.
Мне было больно видеть ее такой несчастной. Если бы только она знала, что планы Александра жениться на Эвелин не решат проблем ее семьи! Но у меня не хватало мужества сказать Роуз об этом. Да и вряд ли она поверила бы.
— Я думала, мы друзья! — выкрикнула она срывающимся голосом. — Я действительно думала, что небезразлична тебе. Но ты и меня просто использовала!
— Мы в самом деле друзья! — Пытаясь убедить ее, я взяла ее лицо в свои ладони, но она отказывалась смотреть на меня. — Пожалуйста, давай войдем в дом и все обсудим.
Она стряхнула мои руки и одарила взглядом, полным отвращения.
— Ты лгунья. Я не верю ни одному твоему слову. — Роуз порвала чек на мелкие клочки и швырнула их к моим ногам. — Держись. Подальше. От моей семьи.
— Роуз, пожалуйста… — взмолилась я, с ужасом думая о том, как она отреагирует, если узнает о моей ложной помолвке с Генри.
Она перебила:
— Само собой разумеется, и речи не может идти о том, чтобы ты продолжила писать мой портрет. И не беспокойся насчет того, чтобы открыть Александру правду о Чарльзе. Я взяла на себя смелость рассказать ему обо всем.
Я шагнула назад и в шоке замерла, наблюдая за тем, как Роуз рывком распахнула садовую калитку и понеслась по тропинке. После ее ухода я еще долго стояла, будто примерзнув к земле, пока Сал не затащила меня в дом. Она усадила меня перед огнем, но я не ощущала разницы температур. Перед глазами стояло лицо Роуз, выражающее глубокое отвращение. Я попыталась представить, как отреагировал Александр, узнав правду, и боль в моей груди усилилась и расширилась, образовав черную бездну.
— Ты ужасно замерзла, дорогая! Что ты делала на улице? — спросила Сал, прервав ход моих мыслей и сунув мне в руки чашку теплого молока.
— Я… я не знаю, — сказала я, запинаясь. — Не знаю, что мне делать, Сал. — И я разразилась слезами.
Она прижала меня к себе, и моя грудь судорожно вздымалась в ее крепких объятиях. Долгие месяцы, полные боли и смятения, захлестнули меня, угрожая затянуть под свои волны.
Глава 33
Я смотрела на газету и никак не могла вникнуть в смысл текста. Перед глазами все плыло, и мой взгляд вылавливал лишь отдельные слова из маленькой колонки местных новостей.
«ЭББОТСВУД-ХОЛЛ… ПРОДАН…
ТРЕМЕЙН… БРОДВИК… ПОМОЛВКА».
Я изначально знала, что Александр собирался сделать предложение Эвелин и продать поместье, но реальность сразила меня наповал. Наверное, он в конце концов стал тем человеком, каким его хотели видеть родные. Я не могла не думать о Роуз. Интересно, как она восприняла эту новость? Она желала, чтобы Александр сделал предложение Эвелин и ее дом наконец был в безопасности. Я закрыла глаза, и передо мной возникло лицо Роуз, каким я видела его в последний раз. Александр — ее скала, воплощение отца, в котором она так нуждалась. Обнаружив, что он тоже предал ее, Роуз будет потрясена. Хотела бы я оказаться рядом с ней! Но я не могла даже приблизиться к этому дому — она выгнала бы меня. Как ни была уязвлена Роуз, она имела гордость. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Как будто что-то царапало мою грудь изнутри, и единственное, о чем я мечтала, — это свернуться клубочком на полу и лежать так вечно. Увы, не следовало поддаваться жалости к себе, особенно теперь, когда до выставки оставались считаные недели. Предстояло еще так много сделать!
— С тобой все в порядке, дорогая? — неуверенно спросила Сал.
— Да, все хорошо. Просто немного простудилась. — Я притворно шмыгнула носом, украдкой вытерла глаза и безмятежно ей улыбнулась. Затем принялась вяло жевать кашу, но моя ложь не успокоила Сал.
— Может, тебе следует устроить небольшой отпуск… — предложила она, но при одной мысли об этом я уронила ложку.
— О нет! — Я сложила газету и отбросила ее в сторону, не испытывая никакого желания читать статью полностью. — Сейчас не время брать отпуск. Еще так много нужно сделать для выставки. — Я снова взяла ложку и поковыряла в миске с овсянкой. Нина и Сал украдкой переглянулись.
— Все! — заявила Нина, со стуком поставив кружку и расплескав кофе. — Берди, я больше не способна это выносить. Я не могу все время притворяться, будто не знаю, что происходит.
Сал встала из-за стола и, извинившись, сказала, что ей надо догнать почтальона, которого она заметила в конце улицы. Я смотрела ей вслед, удивляясь, почему она просто не дождалась, когда он, как обычно, сунет почту в щель в двери.
— Берди! — воскликнула Нина, и я перевела на нее взгляд.
— Что? — невинно спросила я с полным ртом.
— У тебя нет никакой простуды, — объявила она, прищурившись.
— Спасибо за диагноз, — угрюмо ответила я и затолкала в рот очередную порцию каши.
— Вообще я немного обижена. — Нина глотнула кофе, а я опустила ложку и вопросительно посмотрела на нее. — Почему ты не обратилась ко мне за помощью? Уж если кто и знает, как справиться с любовью к недостойному мужчине, так это я. — Она буравила меня многозначительным взглядом из-под густых черных ресниц. Похоже, конспиратор из меня никакой.
— Откуда тебе известно? — тихо спросила я. Выражение ее лица смягчилось, и она нежно погладила меня по руке.
— Тоже мне тайна! Ты рыдаешь каждую ночь после той вечеринки, — заметила она с мягкой иронией. — Я понимаю, что продажа Эбботсвуда — большой удар для тебя. Но не позволяй этому
