class="p1">В конце концов, именно Джулс предложила уехать из Стоунсета. Все потому, что Халли не могла смотреть Нильсу в глаза после того, что он сделал. После того, что она не сделала, чтобы спасти Джека. Тот несчастный случай на шахте будет преследовать ее до конца жизни.
Уголок рта Зика слегка приподнялся. Его улыбка вытеснила мрачные мысли из ее головы. Это была его первая улыбка после смерти Эббы, и что-то в груди Халли расслабилось. Она обязательно расскажет об этом Кейсу, когда тот вернется.
— Я рад, что ты это сделала. — Зик сцепил руки перед собой на столе. — Порекомендуешь мне что-нибудь?
— Ты сейчас задал опасный вопрос.
— Мне сегодня больше нечего делать, так что я могу попытаться насладиться своим пребыванием здесь.
Халли полезла в сумку и достала свой экземпляр «Одиссеи». Она провела рукой по обложке.
— Тебе понравится, ведь ты солдат и все такое. Это и моя любимая книга.
Он взглянул на название.
— Думаю, у Кейса тоже одна из любимых.
Она кивнула.
— Мне нравится… В смысле, я не ожидала, что он увлекается искусством. Или древней литературой. Или чем-то, что меня интересует. Но как-то вечером мы заговорили…
«И вот сейчас меня понесло». Она знала, что ее лицо пылает ярче огня, но Зик усмехнулся.
— Я же говорил тебе, он не так уж плох, когда узнаешь его получше.
Щеки Халли запылали еще жарче.
— Это не то, что ты думаешь. Я не хотела…
«Как там у Шекспира? Леди слишком яро протестует?[7] Отлично. Теперь он, наверное, решит… о, звезды».
Она сглотнула и попыталась улыбнуться.
— Ты бы понравилась маме. Она тоже помешана на книгах, — сказал Зик.
Чудо, как Халли не сгорела со стыда. Она прочистила горло и открыла книгу.
— Тогда я с удовольствием встречусь с ней когда-нибудь. — Халли пролистала книгу до конца. «Смени тему. И поскорее». — Знаю, ты ее не читал, но тебе понравится именно эта сцена в конце.
Ее пальцы наконец нашли страницу. Зик удивился.
— Ты хочешь, чтобы я начал читать с конца? Разве это не противоречит правилам?
Халли пожала плечами.
— Но это моя любимая часть. Именно благодаря ей я полюбила чтение, и она идеально подойдет для тебя. Прежде чем начнешь, я расскажу контекст, чтобы ты не потерялся. — Она сделала паузу. — Если ты не против, чтобы я сама прочла, конечно. У меня замечательно получается голос Одиссея.
Зик рассмеялся и махнул ей рукой.
— Да, мама точно была бы от тебя в восторге.
Халли пожевала губу и вернулась к странице. Там рассказывалось, как Одиссей после Троянской войны страдал от непомерной гордыни и как это стоило ему всего. Она пояснила, что Посейдон, греческий бог моря, проклял героя, когда тот ослепил его сына-циклопа, и что спустя почти двадцать лет после отплытия в Трою Одиссей вернулся одиноким и разбитым и обнаружил, что его дом захвачен жадными женихами, стремящимися занять место царя.
— И тогда он тайком пробрался во дворец под видом старика с помощью своего сына Телемаха. Его жена, Пенелопа, в конце концов уступила женихам и сказала, что выйдет замуж за того, кто сможет натянуть лук Одиссея и пустить стрелу через двенадцать колец. Но она знала, что ничего не выйдет. Только Одиссей мог это сделать.
— Но если он уже там, зачем столько сложностей? Почему Одиссею просто не открыться, а не проходить через все это? Ему что, придется сражаться с женихами? — Зик отшатнулся от сурового взгляда Халли.
Она прищелкнула языком.
— Перестань думать как солдат и расслабься.
Халли нашла нужное место в тексте и начала:
— Дочь светлоокая Зевса Афина вселила желанье
В грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,
Лук женихам Одиссеев и грозные стрелы принесши,
Вызвать к стрелянию в цель их и тем приготовить им гибель…
Она читала, а Зик внимательно слушал, впитывая каждое слово. Кейс обожал эту историю, как же его брат мог пропустить ее? Халли дошла до места, где Одиссей натягивает свой собственный лук и пускает стрелу прямо через кольца, и удивление на лице Зика заставило ее сердце дрогнуть. А когда женихи поняли, кто перед ними стоит, он рассмеялся. Ей не терпелось рассказать об этом Кейсу.
Она перевернула страницу, чтобы продолжить рассказ о кровавой бойне, в которой погибли женихи, но тут обнаружила, что между страниц засунут кусок сложенного пергамента. Халли нахмурилась и вытащила бумагу.
Откуда это?
Она уже собиралась развернуть лист, когда ее прервал тихий кашель. Халли подняла голову. Зик терпеливо ждал ее и жестом попросил продолжить. Сунув пергамент в сумку, Халли повернулась и обнаружила, что у нее собралась аудитория.
Откуда взялись все эти ялвенские дети, она не знала, но каждый застыл в ожидании с блеском в золотых глазах. Впереди всех стояла девочка с мягкими вьющимися волосами, подол ее платья украшали вышитые книги, свитки и перья. На вид ей было лет двенадцать, но с ялвами трудно сказать наверняка. Она слегка поклонилась.
— Пожалуйста, продолжайте, мисс.
В груди Халли потеплело. Она нашла родственную душу на этой стороне света.
— Если хотите, я могу начать с самого начала!
Девочка окинула взглядом остальных ребят. Звезды, да их человек пятнадцать. Девочка просияла.
— Мы хотим знать, что станется с женихами, мисс. Но после — да, почитайте еще, пожалуйста.
Уголком глаза Халли заметила улыбку на тонких губах Салдра, который отложил книгу и наклонился к ним.
Она увлеченно принялась за песню и читала до тех пор, пока Салдр не сказал, что им пора отправляться на вечерний пир. Халли шла обратно, слегка подпрыгивая, а в голове ее старые мечты сменялись новыми надеждами. Хотелось верить, после их успешного возвращения в Кивину она еще много будет читать детям в новой школе, которую так мечтала открыть.
Скоро. Скоро они будут дома.
Глава 25
Только Джаспер
Халли
Вернувшись во дворец, Халли не успела ни переодеться, ни убрать сумку, но ее это не смутило. Она хотела зарисовать праздник угольным карандашом. Когда еще ей представится возможность увидеть нечто столь впечатляющее?
Салдр провел их во дворец, в обеденный зал, где они сидели с утра. Однако к этому событию помещение украсили. Помимо факелов вдоль стен и в центре стола высились канделябры цвета кости. Свет от воткнутых в них тонких свечей отражался от металла. Стол окружало столько ялвов, что Халли не смогла бы пересчитать их всех, не выглядя при этом дурой, слишком долго стоящей на пороге. Каждый из них был облачен
