хочу услышать её снова…
— Я устала, малыш. Ты совсем меня вымотал. Мне нужно отдохнуть…
Пожалуйста, мама? Ну пожааалуйста?
— Ладно, ладно. — Я вздыхаю с привычной театральностью. Теперь это часть нашего ритуала. Нашей ночной традиции. Можно было бы назвать это сказкой на ночь, но когда у нас тут «ночь»? Скайлер никогда не спит. Он всегда голоден — голоден до себя самого. И я уступаю ему. Как можно отказать такому мальчику?
Должна быть я та, кто укладывает его спать, но в последнее время всё чаще всё наоборот.
— Ну слушай… Это история о том, как ты появился на свет, мой маленький блуждающий огонёк…
Сколько раз я ещё расскажу эту историю? Пока во мне есть воздух, наверное. Она — единственное, что поддерживает Скайлера. Кормит его.
Теперь я вся его семья.
Скайлер наблюдал, как я сталкиваю останки Генри с утиного причала. Мальчик уже съел большую часть своего отца. По крайней мере, мягкие ткани.
Когда Скайлер закончил, Генри выглядел так, будто его обглодали донные обитатели реки. И к лучшему, пожалуй. Если его тело когда-нибудь выбросит на берег, власти решат, что это работа крабов. А не его собственного сына.
Когда Генри ударился о воду, звук был похож на гром у наших ног. Он прокатился по Пьянкатанку в предрассветном свете. Я смотрела, как он погружается, его окровавленные черты становятся всё размытее, пока тьма не поглотила тело целиком. Пусть крабы доедят то, что осталось. Пусть рыбы довершат дело.
Но это был не последний раз, когда я видела Генри Маккейба. Я вижу его в сыне каждый день. У Скайлера его нос. Его скулы. Его улыбка.
Но глаза у него — речные.
СЕМЬ
Я не знаю, как долго мы сможем прятаться на лодке Генри. Вдоль Пьянкатанка столько проток, что каждую ночь мы можем выбирать новую, чтобы к рассвету затаиться. Я привязываюсь к чьему-нибудь доку посреди ночи, прежде чем отпустить Скайлера поиграть.
Мальчик чувствует себя на лодке как дома. Ночью я слышу, как он соскальзывает в воду. Куда он идёт — никогда не говорит. Ждёт, пока я засну, прежде чем отправиться на берег, оставляя меня отдыхать.
Однажды я притворилась спящей, дождалась, пока Скайлер уйдёт, и позвонила Кендре. Мы договорились, что я не буду выходить на связь с «большой землёй». Особенно с Кендрой. Лучше отпустить. Теперь это наша жизнь. Наша семья.
Но мне нужно было услышать её голос. Хотя бы раз. Чтобы попрощаться.
Кендра ответила на третий гудок.
— Мама?
— Кендра? — Я понизила голос. — Ты меня слышишь?
— Ты ранена? Где ты?
— Всё в порядке, — прошептала я. — Не могу говорить долго. Я просто хотела… убедиться, что ты в безопасности и как можно дальше от своего младшего брата. Он такой ревнивый ребёнок.
— Полиция ищет тебя, — резко перебила она. — Они думают, Генри тебя похитил.
— Как долго меня нет?
— Два дня.
Всего два? Скайлер растёт так быстро. Мне казалось, мы дрейфуем по реке куда дольше.
— Все пытаются дозвониться…
Нет времени на это, — мысленно ответила я. Слушай меня, Кендра. Скайлер вот-вот вернётся. Я просто хотела сказать, как сильно люблю тебя, родная. Как горжусь тобой. Ты сделаешь в этом мире великие вещи. Ты — всё, о чём я могла мечтать…
Скайлер выхватил телефон у меня из руки — какой именно клешней? — прежде чем я успела что-то сказать. Как долго он подслушивал? Знает ли, что это Кендра?
Что он сделает с ней, если узнает?
Я услышала, как телефон плюхнулся в воду. Может, это была просто рыба, плеснувшая на поверхности.
Отдыхай, мама, отдыхай…
ВОСЕМЬ
Я резко просыпаюсь от того, что что-то скребётся по моей шее. Не только по шее — повсюду. Колючие лапки бегут по бедру, поднимаются выше.
Воздух невыносимо горячий. Каждый вдох давит на лёгкиe.
Просто сон, — думаю я. Я в мотеле. В кровати. Тебе просто приснилось…
Что-то шевелится под простынёй.
Острые, как иглы, лапки ползут по животу. Мой затуманенный разум перебирает все колючие варианты — тарантулы, скорпионы, чёрные вдовы, о боже — и я вскакиваю.
Что это?
