постоянный контроль. Его обыскали, и камня при нем не было. Даже если он успел его спрятать, в дальнейшем отслеживались все его действия. С птицами его контакт исключен. Это факт.
– А сейчас? – возразил Холмс. – Он сделал это, когда забрал гуся, догадываясь, что находится под наблюдением!
– Тоже не выходит. Наши парни наблюдали за ним еще в лавке. Верно, ребята?
Наблюдатели, что ранее передали содержание разговора Хорнера и миссис Окшотт, закивали, а один добавил:
– Он получил гуся в корзине и ни разу не прикоснулся к нему. Взял корзину и пошел до того момента, когда мы ее у него забрали.
– А она?! – указал Холмс на Мэгги. – Вы забываете, что она его приятельница. Иными словами, такая же воровка! Она проделала это.
– Это ваше определение к миссис Окшотт также нельзя применить, – с вежливой улыбкой покачал головой сержант. – Только по противоположной причине. Она, наоборот, имела доступ к птицам, так как стояла неподалеку от графини, но никак не могла попасть туда, где находился несессер. Вплоть до самого переполоха она была перед глазами ее светлости, а позже, когда набежали наши коллеги, ее к месту падения футляра тем более не пустили. Даже если бы она каким-то чудом обнаружила камень после того, как там обшарили всё сверху донизу наши люди, ей гораздо проще было оставить его при себе, так как с нее были сняты все подозрения, а не пихать камень в гуся, чтобы передать затем тому, кого, как она прекрасно слышала, обвинил мистер Кьюсек.
– Хорошо, – вынужден был уступить Холмс. – Как тогда вы объясните наличие камня в птице? Еще скажите, что это почечный камень! Что гуси несутся карбункулами!
– Я бы и сам хотел это знать. Единственное, что хоть как-то увязывает почти всё, выглядит тоже не слишком правдоподобно. Допустим, несессер упал сам. Или вор, если таковой был, уронил его, не успев завладеть камнем. Из него вывалился футляр. И открылся, после чего камень покатился по полу к ногам этого самца.
– То есть вы хотите сказать, что камень был похищен этой коварной птицей? – спросил я с удивлением, так как никогда не слышал о гусином меркантилизме.
– Гуси глотают камешки, это известно, – ответил сержант. – Им всё равно, сколько некоторые из них стоят. Случай, конечно, чрезвычайно удивительный, но, повторяю, так хотя бы объясняются факты, которые в вашу версию, мистер Холмс, не вписываются. Странно, однако, то, что Хорнеру достался именно этот гусь и что вы непостижимым образом умудрились это предвосхитить. Хотел бы я знать, как вам это удалось.
– Для этого вам придется постичь целиком мой дефективный… дедуктивный метод, на что вы в принципе не способны, – запальчиво заметил мой друг.
– Возможно. Но это не отменяет сказанного. Улик против Хорнера и миссис Окшотт нет. А потому я обязан их отпустить. Камень я передам в Скотленд-Ярд, мистер… Эй!.. Мистер Кьюсек, вы здесь?
Пока мы переглядывались, из дальнего угла послышался ответ всё еще бледного, как филе минтая, секретаря ее светлости:
– Я вас слушаю.
– Поскольку делом занимается департамент, камень в качестве улики будет передан на набережную Виктории. Конечно, им виднее, но я думаю, что он будет возвращен леди Моркар только по окончании следствия. Прошу вас передать ей это. Кстати, лучше бы ей появиться там и опознать его, а то мало ли что…
– Несомненно, это он, – сухо заметил мистер Кьюсек. – Но если так принято, я передам ее светлости вашу просьбу.
– Поймите меня правильно. Кто знает…
– Мне понятны ваши опасения. В самом деле, сержант, кто знает, сколько еще самых разных драгоценностей проглотили эти прожорливые твари.
– А гусь? – спросила миссис Окшотт. – Джонни его вернут или и этот уйдет из-под носа?
Но Джон Хорнер с лицом, которое я бы осмелился назвать просветленным – так на нем отразилось счастливое избавление, – дернул ее за руку.
– Оставь, старушка. Мне вернули Рождество. Спасибо и на этом.
Глава тридцать шестая, в которой Шерлок Холмс впечатлен находчивостью друга
Из дневника доктора Уотсона
Продолжение записи от 28 декабря 1891 г.
Наше возвращение прошло под настроением, которое как-то не вязалось с окружающей веселой атмосферой праздника. Мы ехали в кэбе, и Холмс мрачно молчал, а я не осмеливался вторгнуться в его тяжелые раздумья. Наконец он повернул ко мне всё еще исполненное досады лицо.
– Что вы всё время бормотали себе под нос?
– Холмс, вы даже не представляете себе, какого провала мы избежали!
– Так, по-вашему, мы только что пожали лавры успеха?
– Не совсем, но могло быть еще хуже. Но главное, как?! – продолжал поражаться я. – Как он там оказался? Это непостижимо!
– Может, поделитесь уже своей захватывающей загадкой?
– Понимаете, Холмс, я ведь имел дело с совсем другим гусем. С тем, что с полосой на хвосте. А этот, вы же видели, весь белый.
– Может, вы, пока имели с ним дело, как-то лишили его этой самой полосы на хвосте?
– Как?!
– Ну, не знаю…
– Хвост на месте, но без полосы!
– Ну выщипали, не знаю… Вдруг она держалась на нескольких перьях и, пока вы его хватали, он их растерял?
– Говорю вам, Холмс, это не тот гусь! Да и Окшотт, вы же слышали, того же мнения.
– Значит, вы опять, как всегда и как следовало ожидать, всё перепутали и запихали карбункул в другого гуся. И нам просто невероятно повезло, что Окшотт тоже перепутала…
– Это еще не всё, Холмс! Камень должен был быть… как бы сказать…
– Ну уж как-нибудь скажите, сделайте одолжение.
– Ну, в общем, как бы с другой стороны…
– Это как?
– С противоположного конца, точнее говоря.
– В смысле не в зобу?
– В смысле, в з-з-з… В общем, в другом месте. На ту же букву и тоже из трех букв. Но оно тем не менее я бы даже сказал принципиально другое.
– Что-то я вас не пойму! Если не в зобу, тогда…
– В заду! – сдался я, подумав, что, по счастью, миссис Хадсон меня не слышит.
– Чего? Говорите громче, что вы бормочете сегодня?!
– В заду, Холмс! – выпалил я уже совсем нервно. – В самой настоящей… В самом настоящем заднем месте, уж извините!
– Так-так, – протянул в своей задумчивой манере Холмс после двухминутного размышления, прошедшего в абсолютной тишине. – И что он там забыл?
– Кто? Гусь?
– Камень, кто!
– Где?
– В противоположном конце, где! Не хочу даже повторять, как вы это назвали.
– А! Это я его там забыл.
– Вы?!
– Да. Но самое главное, что в противоположном конце совсем другого гуся, то есть более противоположного конца не сыскать! – воскликнул я, потрясая руками
