друг сатаны — огненный демон Яхве, говоривший с Моисеем на горе Синай; наивысший святой сатаны — Иуда, предавший Учителя; тот, кто следует принципу Иуды, — свободен от греха, ибо все, что он творит, надо звать благом. Эти люди по ту сторону добра и зла. Им позволено все, кроме правдивости и милосердия». [6]
Эти шокирующие положения некогда были достаточно распространены в околохристианском дискурсе. ЛНГ пишет, характеризуя учение гностической секты офитов: «По этой логико-этической системе, в основе мира находится Божественный Свет и его Премудрость, а злой и бездарный демон Ялдаваоф, которого евреи называют Яхве, создал Адама и Еву… Себя он называет Богом Единым, но он лжет; на самом деле — он просто второстепенный огненный демон (выделено мной. — П.В.), через которого говорили некоторые еврейские пророки» («Зигзаг истории»). [6]
Разбирая цитаты из гумилёвских лекций, мы видели, что ЛНГ в своё время симпатизировал похожим взглядам. Но, во-первых, нет доказательств, что он их сохранил, а во-вторых, разумеется, невозможно обвинять его в гностицизме, который он неоднократно и недвусмысленно осуждал: «Гностики ненавидели окружающий их мир и чтили умерщвляющий радиораспад. Поэтому, с нашей точки зрения, следует зачислить авторов гностических учений в разряд губителей окружающей среды». [6]
Гностикам (и их современным последователям) принадлежит также идея о «святости» и благородных побуждениях Иуды Искариота, чье предательство, якобы, было санкционировано Самим Христом. Это лишний раз подтвердила бурная реакция антиклерикальных кругов на публикацию в 2006 году найденного ещё в 1978 году гностического «Евангелия от Иуды» (независимо от его подлинности). Убежден, что ЛНГ была абсолютно чужда подобная трактовка:
«„Наивысший святой cатаны“ назвал его Лев Гумилев, и это верно. Зло, совершенное Иудой, — абсолютное, не нуждающееся в объяснении. Не зло от слабости, корысти, невежества — просто Зло. Он мог спастись, даже после предательства: существует предание, что Христос не умер на кресте, пока Иуда не покончил самоубийством. Быть может, Он ожидал его покаяния, хотя знал, что не дождется. „Лучше было бы этому человеку не родиться“, — сказал Он про Иуду, а в другой раз назвал его „сыном погибели“. Для христианина этого достаточно, чтобы знать: всякий, кто оправдывает Иуду, сам есть зло». [2]
Назвать Иуду «наивысшим святым сатаны» можно лишь в том смысле, в котором церковная традиция называет антихриста «подобным Христу». «Подобным», но «противоположным». Состояние Иуды после предательства — противоположный полюс святости, высшая греховность.
«Иуда был господином своих помыслов и в его власти было не повиноваться им и не склоняться к сребролюбию, то он, очевидно, сам ослепил свой ум и отказался от собственного спасения… Посмотри, сколько сделал Христос, чтобы склонить его на Свою сторону и спасти его: научил его всякому любомудрию и делами и словами, поставил его выше бесов, сделал способным совершать многие чудеса, устрашать угрозою геенны, вразумлял обетованием царства, постоянно обличал тайные его помышления, но, обличая, не выставлял на вид всем, омыл ноги его вместе с прочими учениками, сделал участником Своей вечери и трапезы, не опустил ничего — ни малого, ни великого; но он добровольно остался неисправимым». [8]
Думается, это ЛНГ и имел в виду.
Утешитель
ЭИ, 14: «Христос единый отверг зло, сказав: „Отыди от меня, сатана“. Только силою пречестного креста спасена Земля от уничтожения злом (может быть, психической аннигиляции) и ныне готовится к встрече Параклета (Утешителя), который преодолевает пространство, время и злобность душ людских. Он вечно приходит и вечно с нами и всё же мы чаем его повседневно. Это тайна, не открытая скудному разуму людей». [6]
Прежде всего укажу на примечательные слова: «может быть, психической аннигиляции», которые никак не могут оказаться в рукописи, созданной где-то в Центральной Азии, которую сам ЛНГ «датировал» периодом с III по XVI век. Это еще раз к вопросу об авторстве «Апокрифа»…
Что касается Параклета (Утешителя), то Церковь однозначно признает его Третьим Лицом Св. Троицы — Святым Духом [15], сошедшим на апостолов в день Пятидесятницы и сходящим на каждого крещаемого при совершении таинства крещения. Однако превратно понятые слова Христа: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет» (Ин, 14: 16, 17) породили мнение, что до Второго Пришествия произойдет явление некого ангела-утешителя. Учение о приходящем Параклете использовали гностики, от Валентина, и до катаров, но у них он считался «истечением абсолюта». Первым же, кто проповедовал пришествие Параклета как личности, а именно, самого себя, был не кто иной, как основатель манихейства Мани. Не чужд оказался этой ереси и ислам шиитского толка: «Многочисленные шиитские авторы, в т. ч. Хайдар Амоли и Камаль Кашани, ссылаясь на Евангелие от Иоанна, идентифицируют пришествие 12-го Имама с чаемым пришествием Параклета». [11] С тех пор этот соблазн — объявить кого-то «тем самым предсказанным Утешителем», довольно распространен. В начале 90-х годов, например, я знал в Сибири безумца, который вообразил Утешителем себя, в доказательство чего попытался совершить самосожжение на кресте…
Таким образом, можно было бы очередной раз уличить «Апокриф» в ереси, однако последующая фраза: «Он вечно приходит и вечно с нами и всё же мы чаем его повседневно. Это тайна, не открытая скудному разуму людей», — вполне может относиться к Параклету — Духу Святому в его христианском понимании. [6]
Но не еретик!
Был ли Лев Гумилев еретиком? Думается, нет. Даже если «Апокриф» принадлежит ему, в чем, думаю, нет смысла сомневаться, он сам дистанцировался от него. Таким образом, невозможно обвинить его в том, что он проповедовал эти идеи.
Невозможно доказать и то, что он их разделял. Скорее, это была всего лишь своеобразная попытка исторической реконструкции утерянного учения. Надо сказать, к методу реконструкции ЛНГ прибегал весьма часто, достаточно вспомнить его трактат «В поисках вымышленного царства». В первой подглавке «Образы утраченного» главы XXVII ДРиВС «Эмпирическое обобщение» говорится о страшных потерях, понесенных культурой, в том числе и степной, от уничтожения материальных ее свидетельств, после чего идет «Апокриф». [5] В таком случае его можно воспринимать, как иллюстрацию, представляющую образчик этого «утраченного», некую оригинальную идеологию, рожденную на просторах Евразии, и противостоящую с одной стороны китайским учениям, а с другой — персидским и европейским. Кажется, такая возможность была бы очень привлекательной для ЛНГ… Но это чисто умозрительное предположение, ни на чем не основанное.
Разумеется, его отношение к Яхве нельзя считать «частным богословским мнением»: в выборе таких мнений христианин свободен, но
