инстинкт самосохранения, эта тоненькая ниточка жизни, что заставляет его из последних сил цепляться за доску.
И если б человеку на доске не было так плохо, то он бы заметил, что горизонт уже не та ужасная, далекая, лишающая надежды линия, которую он созерцал последние три дня.
Нет, сейчас горизонт — это прекрасный пляж, деревня на берегу моря, дым, валящий от печей, потому как настало время обеда, и покрытые лесом горы вдалеке.
Такой сейчас горизонт.
Спящий человек — я, Ян Пу. И сейчас я распростерт на доске, куда брат уложил меня перед тем, как броситься в объятия верной смерти.
Ма Сычжу понял, что деревяшка не выдержит веса двух несчастных, и разжал руки.
Я открываю один глаз и вижу, что меня вот-вот выбросит на берег.
Несомненно, судьба захотела, чтобы только я добрался до Острова Бессмертных.
Ожидания Ма Сычжу оправдались.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Я открыл глаза, почувствовав, что лицо мне облизал щенок.
Это было единственное движение, на которое я был способен, — поднимать и опускать веки. Рядом остановился человек, но лучи солнца, падающие на мое лицо, не позволили разглядеть его.
— Хотите воды? — спросил бессмертный, и я, хоть и страдал от обжигающей внутренности жажды, не ответил, пораженный тем, что жители острова говорят на моем языке.
Между тем, пес продолжал облизывать меня. Сейчас он перешел к левому уху.
— Вам нужно попить. Ваша кожа пепельного цвета. Это цвет смерти, — сказал мужчина, поднося мне ко рту флягу.
Тот факт, что бессмертный обеспокоен смертью, уверил меня в том, что, должно быть, состояние мое и вправду печально. Я попытался приподняться, но не смог из-за острой боли в области почек. Я испустил жалобный стон, напугавший собаку.
Мужчина подложил мне под спину руку и осторожно помог привстать. Боль немного отступила. Когда мне наконец удалось сесть, незнакомец опять поднес флягу, и я, словно голодный теленок, опустошил ее.
Солнце уже не било в глаза, и мне в конце концов удалось рассмотреть, как выглядят бессмертные. Кожа человека была рыжей, как глина. Лицо избороздили десятки морщин. Словно на нем запечатлелись тысячи путей, которые этот бессмертный прошел за свою жизнь. Никуда не ведущие маленькие тропки и длинные глубокие колеи, наполненные болью и страданием.
Я увидел всю бессмысленность хиромантии: для чего искать судьбу в линиях руки человека, если у него на лице гораздо четче, линия за линией начертана вся его жизнь.
У бессмертного были густые брови, улыбка счастливого ребенка и одно-единственное ухо, правое. Меня удивило, так же, как когда-то при встрече с саньши, что бессмертные ничем не отличаются от нас, разве только у них одно ухо. А так они не отличались от жителей царства Цинь. И от жителей всего мира.
И собаки здесь были обычными. Возможно, более приставучие, учитывая, как этот щенок продолжал надоедливо облизывать и покусывать меня.
— Пойдемте ко мне в хижину. Я приготовлю вам чего-нибудь поесть.
Я собирался спросить у гостеприимного хозяина про эликсир, цель потерпевшей крах экспедиции, из-за которой я и оказался на его острове, но в последний момент устыдился, это показалось мне неуместным.
Скорее всего, у меня еще будет время рассеять все сомнения.
(Возможно, даже целая вечность).
Я двигался с трудом. Казалось, каждый сустав расплавили в кузнечном горне. Хозяин заметил это, срезал ветку и сделал мне из нее посох.
Мы прошли метров пятьсот вглубь острова, потом поднялись на невысокий холм, с которого я различил деревню бессмертных: небольшое поселение, разделенное надвое аллеей, которая вела на крохотную площадь. Единственным украшением площади был вырезанный из дерева Инь-Ян.
Это место напомнило рыбацкую деревню, где я бывал в детстве с отцом и братом. Она называлась Циньчжоу и омывалась Бохайским, внутренним, заливом.
Когда мы подошли ближе к поселку, там меня ждало новое разочарование: дома бессмертных очень походили на те, в которых жили мы, те, кому в один прекрасный день суждено было умереть: двери, окна и небольшой садик перед входом.
Мы прошли всю деревню прямо по главной улице. Ни души не вышло нам на встречу. Проходя мимо Инь-Яна, бессмертный поклонился, а вслед за ним и я. А вот щенок не испытывал почтения и подошел к постаменту, на котором покоилась деревянная фигура; обнюхал ее три или четыре раза, присел и недолго думая начал без зазрения совести справлять нужду.
— Сюн, побольше уважения! — закричал бессмертный, выхватив у меня ветку и швырнув ее в животное.
Снаряд полетел, но не достиг цели, пес пригнулся и продолжил свое дело.
Я чуть покачнулся, лишившись опоры. Все это выглядело странно. Я не знал, смеяться или плакать. Мой огорченный хозяин вновь поклонился изваянию, взглядом пригласив меня последовать его примеру. Мне не осталось ничего другого, кроме как присоединиться к этой церемонии покаяния, отчего все мои суставы заскрипели, словно тело на самом деле было старыми ржавыми доспехами.
— Глупый пес! — пробурчал он, еще не закончив поклона.
Сюн серьезно взглянул на него, не до конца понимая недовольство хозяина. Для животного Инь-Ян, добро и зло, не имели никакого отношения к невинной «колбаске», оставленной почти непроизвольно.
«Какие странные эти люди!» — наверняка подумал он.
Пока мы добирались до дома, бессмертный успел помириться со своим псом, и они уже играли с не пойми откуда взявшейся веревочкой. Они были счастливы, а мне не хватало сил выдерживать боль в костях.
— Это из-за нехватки воды. Я приготовлю вам кое-что, за что вы будете благодарить меня всю жизнь.
Сердце мое подпрыгнуло, когда я представил, что он собирается угостить меня напитком бессмертия. Моя жизнь продлится годы, годы и годы. Столько, сколько можно вообразить. Сердце мое подпрыгнуло, мысли смешались, я, по правде говоря, не знал, готов ли принять такое серьезное решение. Хорошо не умереть в шестьдесят или семьдесят, но вот дожить, например, до пятисот тысяч трехсот двадцати семи лет — совсем другое дело. Если уже сейчас боль в суставах стала невыносимой, то даже представить себе невозможно, что произойдет с моими костями спустя столько лет.
Напиток бессмертия годился для персонажей типа Цинь Шихуана, одержимых манией увековечить себя в бронзе и граните. Для простых же, обычных людей, как я, — не очень.
Если разобраться, бессмертие — своего рода наказание судьбы (эта участь тяготит вампиров, живых мертвецов и в какой-то степени моих друзей призраков).
— Готово! — воскликнул мой спаситель, снимая с огня дымящий котелок.
— Это же напиток бессмертия? — робко уточнил я.
— Почти, — ответил хозяин, и лицо его озарила
