то, как он прикасался губами к золоченому ободку, вызывало жар, что начал согревать моё тело изнутри. Саша… Его идеальный силуэт так органично смотрелся на фоне панорамного вида города: бетонные шпили высоток, голубое, как его глаза, небо и яркое солнце, что чертями плясало в его глазах. Мой он, не на год, а до тех пор, пока пламя не угаснет. До последнего уголька.
– Доброе. Ты опять за мной подсматриваешь?
Саша протянул мне чашку. Знал, что без глотка кофе мой день не начинается, поэтому терпеливо наблюдал за моим стоном удовольствия. Глотала горячую горькую жидкость, ощущая, как он пронзает меня прищуром внимательного взгляда.
– Что ты задумал, Царёв? – рассмеялась я, понимая, что у меня опять нет вариантов убежать.
– Ты, Царёва, спишь поперёк кровати, – Саша медленно завёл руки за спину и замер.
– Это с детства. Меня очень рано отселили в отдельную комнату, потому что спать со мной просто невыносимо! А что? Ты чем-то недоволен? Или у тебя есть выход?
– Есть, – Саша достал из-за пазухи галстук. – Я буду связывать тебя.
– Ещё чего! – взвизгнула я, пытаясь перекатиться на другой край кровати, но опоздала. Его сильные руки схватили меня за лодыжки и потянули на себя, задирая шёлковый пеньюар аж до самой шеи.
– Ещё? – рассмеялся Саша, пробегаясь ладонями по моему телу. Схватил за запястья и аккуратно вытянул над головой, стаскивая бесполезную для него тряпку. – Я уже знаю, Царёва, когда твою прелестную головушку что-то мучает, ночью будет ад! Твои руки и ноги делают из меня боксерскую грушу, а вот когда Катька моя удовлетворенная и счастливая, то спит на плече, ни разу не перевернувшись за ночь.
– Какой внимательный муж, – я хохотала так, что воздуха в лёгких не хватало. – Что же, получается, ты не удовлетворил меня вчера?
– Получается, – спокойно ответил Саша, лаская шёлком галстука мои запястья. – Но я ещё со школы люблю работу над ошибками.
– Царёв, у нас сегодня свадьба, скоро мамы приедут, отпусти…
– Ни за что, Царёва… – шептал он, лаская губами мочку моего уха и уже было понятно, что не остановится ни он, ни я… Невозможно было предотвратить неизбежность, что уже бурей сверкала в его глазах.
Видела, знала и верила, что не отпустит уже никогда. Даже если я буду биться в истерике, требуя развода, всё что он сделает – лишь разведёт мои ноги. И это единственная вариация развода, что может его устроить.
Он будет улыбаться моей истерике. Выслушает, кивнёт, а потом поцелует, и всё превратится в пыль! Ради его поцелуя я готова быть связанной, только бы видеть его тихих чертей, что живут так глубоко в его лазурном спокойном взгляде. Его глаза – определенно море, что прячет опасность, опьяняя обманчивой тишиной глади.
– Саша, у меня полчаса всего.
– Не люблю быстрый секс, – рявкнул Саша и поднял меня на руки, затягивая галстук крепче. – Но тебе понравится…
Опустил меня на ноги перед самым окном и чуть приподняв руки, зафиксировал на импровизированной шёлковой петле за металлическую ручку верхнего отсека. Я ахнула от быстрого касания холодного стекла к уже разгоряченной коже.
Царёв медленно разжал ладони, дав ощутить свою беспомощность. Мне вновь пришлось прижаться к холодному стеклу и встать на цыпочки, чтобы не потерять равновесие. Его руки опустились на мои плечи, пробежались к груди и сжали.
– Я запрещаю тебе грустить, – рявкнул он, разводя коленом мои ноги в стороны. – Ты, Катерина, будешь счастлива, об этом я позабочусь.
– Царёв, я не готова сейчас говорить, – шептала, ловя каждое его касание. – Сначала секс, а потом душещипательные разговоры.
– Нет, милая… – его руки заскользили по рёбрам, опустились на бедра и соскользнули между ног. Внизу живота уже всё горело, мышцы сокращались в ожидании его прикосновений. – Катя, я с ума схожу. Башню срывает, когда вижу твою грусть. Душу мне разрываешь своими слезами! И растерянность эта… Её можно спутать с сомнением. Неужели ты не уверена во мне?
– Уверена, Саша, – я захрипела, ощущая, как его пальцы заскользили по складочкам, унося мня с этой планеты ко всем чертям. – А ещё я уверена, что тебе уже давно пора подарить мне парочку обязательных утренних оргазмов!
– С тобой невозможно разговаривать, – передразнил меня Царев и согнув в колене мою ногу, приподнял и вошёл одним резким толчком. Вскрикнула, замутив стекло жаром своего дыхания. Мутным всё стало, размытым. Дышала, наслаждаясь разгорающимся пламенем. Но Царёв замер, как статуя. И лишь когда я распахнула глаза, сжал мои бедра и стал вращать ими на своём члене, наслаждаясь моим отрывистым хрипом. Усиливал давление, и я стонала, ощущая, как охренительно он ощущается во мне… чувствовала каждое подёргивание, спазм мышц и лёгкую дрожь своей плоти. Царёв заполнял меня не только физически, но и эмоционально. Чувствовал, видел и знал, что с этим делать. – Держись!
Я сжала ручку и мой крик отчаянной птицей вылетел в открытое окно, ударяясь о стеклянные фасады жилого комплекса, разнося мое удовольствие над сонным городом. Не могла к нему прикоснуться, поцеловать, а от этого ощущения были ещё острее. Тело будто настроилось на приём удовольствия, выкрутив ручку чувственности на самый максимум. Каждый его толчок, бег пальцев по клитору или щипок соска – все это было запредельным. Эмоций было настолько много, что я каждый раз оказывалась на грани, готовая к взрыву. А он только этого и ждал… Каждый мой оргазм он встречал поцелуем, чтобы не расплескать, не потерять, не упустить… Верила, что душу его рвала, но он ещё не знал, что душа моя давно принадлежит только ему!
– Да! Да! Да! – орала я, не переживая, что нас могут услышать, а он смеялся, кайфуя от этого крика. – Цар-ё-ё-ё-ё-ё-ёв…
– Царё-ё-ё-ё-ё-ёва… – прошептал он, когда мы дёрнулись в одновременной вспышке удовольствия.
Душа вновь покинула тело, возносясь к небесам, где было тихо, спокойно и хорошо. Но его жаркие объятия вновь и вновь возвращали её, заманивая жадными поцелуями, обещающими новые взлёты.
Так мы и стояли, прижавшись друг другу, смотря через мутное от дыхания стекло на уже проснувшийся и оживший город. Чувствовала тепло его тела, легкие поцелуи в шею и свои ленивые вдохи.
– Родители приехали, – прошептал он, смотря на парковку во дворе.
– Это было превосходно, – только и могла шептать я, обмякая в его сильных руках, пока он нёс меня в ванную. – Только вот понять не могу, Царёв, ты волшебник или иллюзионист?
– Я – муж. А ты – жена. И я запрещаю тебе грустить, плакать и переживать, – Саша перешагнул бортик ванны, врубил горячую воду и вылил пол бутылька
