моей любимой пены в бурлящую воду. Я закрыла глаза, спиной ощущая, как бьется его сердце. Он целовал меня в макушку и гладил тело ладонью с зажатым в ней куском мыла с ароматом пьяной ванили.
Наполнил ладони шампунем и стал ласково массировать кожу головы, а потом нежно смывал, не дергая спутавшиеся пряди.
– Что теперь будет? – я сдула огромную шапку пены и повернула голову, чтобы заглянуть в его глаза. Саша взял с бортика сигареты, закурил и откинул голову на мраморную стену.
– Ты же не о свадьбе?
– Я про Пиминова… – язык не поворачивался назвать его отцом.
– А почему тебя это заботит? Он – твой отец, Катя. И если ты решишь узнать его поближе, то я тебя поддержу. Но если ты решишь, что ему нет места в твоей жизни, то я не буду против. Просто запомни, милая… – Саша выдохнул облако дыма и прижался к моим губам. – Никому никогда не давай разрушить свои мечты.
– И тебе?
– А мне особенно, Царёва.
– Я так тебя люблю, – я перевернулась в воде, чтобы прижаться к нему грудью. – Ты всё же иллюзионист…
– А это уже не важно, – громко рассмеялся Царёв и молниеносно опустил мою голову под воду, затопив пол ванной расплёскивающейся водой и пеной от моих взмахов руками. – Потому что ты уже моя… Поздно ты анализом занялась…
– Ты, знаешь ли, тоже ещё плохо знаешь, какое счастье тебе досталось, – откинула волосы, смахнула пену, что глаза залепила и забрала у мужа из рук сигарету. Опустила ладони на его грудь, пробежалась по шее и повторила его финт, погрузив его красивое улыбающееся лицо в пенную воду.
– Зараза! – хрипел он, опутывая меня своими сильными руками.
– Не трогай! Мамы ждут!
– Поздно, Катерина, тащи сюда свою жопку…
Всё опять смешалось: крики, визги, стоны и жадные хрипы… Я вновь и вновь улетала, плавясь, как свеча в его горячих руках. Уже никто не мог себя контролировать. Безудержное, неконтролируемое пламя сжигало нас изнутри, отсекая от реальности… Но всё же шум и смех с первого этажа заставил вернуться на эту планету, где есть время, дела и семья.
Я даже волосы высушить не могла. Руки бессильными веточками болтались вдоль тела, Царёв помог надеть халат и откровенно веселясь моему внутреннему раздраю, повел вниз.
На кухне уже хлопотали мамы, а воздух трещал от густого аромата кофе. Женщины и вида не подали, лишь поцеловали нас, а вот коварный смех бабушки не оставлял возможности на недосказанность.
– Доброе утро, детки, – хихикала старушка, поднимая с пола нашу одежду, что вчера летала по гостиной залпами салюта.
– Доброе утро, бабушка, – я под громкий смех Царёва вырвала из её рук свои разорванные трусы. – Как спалось?
– Лучше, чем тебе. Может, мне тебя домой иногда забирать? – сверкнула искрами старушка, но пальцы разжала. – Ты только скажи, я быстро организую для тебя покой.
– Ма-а-а-ам, – я выбросила очередную растерзанную дорогую тряпочку в ведро и обняла зарумянившуюся маму.
– Вам поговорить, наверное, нужно? – очнулась Юлия Викторовна, подхватывая сына за руку. – Мы пойдём проверим смокинг.
– Нет, Юль, останьтесь, – мама поставила чашку кофе на мрамор столешницы и отвернулась к окну, чтобы спрятать глаза, в которых застыли слёзы. – если уж мы семья, то вы тоже имеете право знать.
– Ирина Николаевна, – Царёв тоже обнял мою мать, что повергло в шок всех. Он погладил её по волосам и нежно поцеловал в макушку. – Он ничего не сделает. Это я вам обещаю, а о прошлом говорить лучше не на трезвую голову.
– Точно! – бабуля шлёпнула зятя по обнаженному торсу, не упустив возможности пощупать кубики пресса. – Напьётесь и поплачете, девки. Но потом.
– Катя? – мама повернула голову, встречаясь со мной взглядом.
– Мам, я хочу узнать всё, но я не хочу твоих слёз.
– Я не буду плакать. Обещаю, – мама стёрла слезы, села в кресло. – А всё до банального просто. Мы познакомились ещё в университете на пятом курсе. Мы с группой поехали в горы, а ты же сама знаешь, что я до сих пор на лыжах, как корова на льду. Ну, и потянула ногу на первом же занятии с инструктором, а так как моя компания уже укатила на подъемнике, то мне пришлось одной ковылять к гостинице. Тут и появился высокий красавчик. Он так эпично скатился с горы, резко остановился около меня внизу склона, окатив пылью мелких снежинок, и улыбнулся. Он проводил меня в медпункт, а потом доставил в номер. Так и закрутился красивый роман, вот только я не сразу поняла, что он никогда не женится на мне. Его родители никогда бы не приняли брак с простушкой, собственно, так и получилось. А когда я узнала, что беременна, он объявил, что женится… И естественно не на мне. Я ушла, даже дверью хлопать не стала, превратившись в любовницу. Тебе было года два, когда он вдруг перестал появляться на горизонте. И я даже выдохнула от облечения, потому что отведённая мне роль просто убивала меня изнутри. Эти его редкие визиты, свидания по ночам и звонки украдкой делали из меня запуганное существо. Но всё было не так просто… Однажды в филармонию, где я работала, заявилась его матушка, окатила меня холодом своего презрения и стала угрожать, что если я не отстану от её сына, то лишусь всего. А я и не подходила к её сыночку, но всё равно лишилась всего. Меня выгнали с работы, очевидно, как предупреждение. А Ваню я больше не видела. Ты разочарована, дочь?
– Нет, – прикусила кончик языка, чтобы не расплакаться. Улыбнулась и обняла маму. – Мам, если мужчина выбирает деньги вместо семьи, то разве он достоен называться мужиком? К тому же он променял не только тебя, но и меня.
– Что за мокрота? А? Саша, что ты им тут позволяешь? – дверь открылась и в квартиру вошли Алексей Тихонович, дед и Борис. Они несли портплед с костюмом и коробку из моей любимой кондитерской.
– Кофе угостите? – Борис подмигнул мне и открыл коробку, демонстрируя шоколадные профитроли. – Этого хватит в качестве извинений, Катерина? Ну, у такого идеального Царёва должен же быть брат-мудак?
– Ладно, но за это я буду называть тебя Бо-Бо, – рассмеялась я, отбирая коробку с вкуснятиной. – Муж мой, вари кофе!
– Кстати! – дед поцеловал ручку бабушке и сел рядом. – Вы почему нас на роспись не позвали? Денег на фуршет в загсе не хватило?
– Эх, Виктор, вот вроде годиков тебе много, а слепой, как котёнок, – крякнула бабушка и легко ударила старика тростью по ноге. – Любовь у них, не видишь?
