останется честной. Убийца не утянет ее за собой вниз, в трясину безысходности и позора, как утянула своего отца.
И тут она видит в бальном зале их.
В центре толпы кружащихся танцоров – на редкость неслаженно двигающаяся пара, которая поминутно сбивается и начинает заново. Рослый светловолосый парень улыбается, в его объятиях раскраснелась девчонка – девчонка с глазами цвета льда.
И это не она. Не Мирей.
60. Нэсцио
Nesciō ~īre ~īuī или ~iī ~ītum, перех. (неперех.)
1. не знать, быть несведущим
Ничто во мне не соответствует этому празднику.
Каждый из благородных здесь занимает свое место, имеющее очерченный в пространстве контур, который виден только им самим. Кто-то в розовом быстро и сильно толкает меня плечом, но толпа слишком густая, чтобы разглядеть, кто это, – может, из Дома Мишелей. Луна рычит, сверкая перламутровыми зубами.
– Не смей, – шепчу я. – Этого они и ждут.
Я отыскиваю место у стены и прихожу в себя, гладя Луну, чтобы успокоить. Две женщины сидят по соседству на кушетке и хихикают, на плечах у них меховые тушки животных.
– Сэр Ракс? Вот уж не думала, что доживу до его помолвки! Казалось, он так увлечен ролью… м-м-м… повесы, со всеми этими звездами эстрады и товарищами-наездниками.
– О, все они поначалу такие. Но когда-нибудь приходится повзрослеть и осознать свой долг перед Домом.
Они смеются в трепещущие рукава.
– Как это верно.
Я выпрямляюсь. Ледяной лебедь издевается, показывая мне мое искаженное и холодное отражение, музыка вдруг замедляет темп, обольстительно плывет между ледяных стен. Середина зала пустеет, благородные снуют в толпе, ищут новых партнеров в мешанине меха, духов и любезных улыбок.
Рядом со мной рокочет голос, похожий на черный крепкий кофе.
– Можно оставить за мной этот танец?
У меня сжимается все внутри. Кто-то одетый в красное встает слева от меня. Даже сейчас, после всего, что было, на него по-прежнему трудно смотреть. А мне казалось, он злится на меня. Я упорно смотрю перед собой.
– Нет.
– А ты вообще танцевать умеешь?
Мундир вдруг кажется мне застегнутым недостаточно надежно, я старательно поправляю пуговицы.
– Я умею ездить верхом. Остальное не важно.
Даже не видя его лицо, я знаю, что он криво усмехается.
– Можешь не верить, Отклэр, но жизнь – это не только езда верхом.
Я подавляю желание снова поцеловать его, еще раз ощутить тот жар во всем теле. Глазею на ледяного лебедя, но Ракс отказывается понимать мой намек.
– Лишь один танец, да еще «таблё-дьябле» – легче легкого для дамы. Все, что от тебя требуется, – липнуть ко мне, а я буду ворочать тяжести.
Я застываю.
– Я вообще не липну.
– Только когда выпытываешь секреты верховой езды.
Губы Ракса растягиваются в кривой усмешке, мои странно подергиваются.
– Я вызвал у тебя улыбку в первый раз, – смеется он.
– И надеюсь, в последний, – обрываю я.
– Ого, симпатичный пес! – Ракс опускается на колени и протягивает руку Луне, который настороженно обнюхивает его пальцы. Он смеется и смотрит на меня. – Знаешь, говорят, что питомцы становятся похожими на своих хозяев.
Барабаны отбивают ритм музыки слишком беспорядочно, и я не сразу понимаю, что этот ритм исходит из моей груди. Нелепость. Середина зала постепенно заполняется танцующими, музыканты прибавляют громкости, а я, наоборот, почти шепчу:
– Лучше бы ты отстал от меня.
– Обязательно… как только сражусь с тобой. А до тех пор буду, как последний эгоист, держаться за тебя всеми силами.
– Тебе нельзя держаться ни за кого. Ты помолвлен.
– Извини, что сорвался на тебя по визу, – говорит он, не услышав меня или пропустив мои слова мимо ушей. – Но я рад, что мое письмо дошло до тебя. Как только я увидел тебя на платформе, сразу понял, что ты его прочитала, – по тщательному выбору положения было ясно, что ты готова к маневру Хальцион-Бриггса.
Хмурюсь, глядя в пол.
– Я была недостаточно готова.
Ракс машет рукой в красной перчатке:
– Гельманн гений, вроде тех, кому место на Войне. Ты не могла знать, откуда он нанесет удар.
– Я его побила. – Эти слова я произношу без самодовольства, просто напоминая. И предостерегая: я побила гения гельманна и тебя тоже побью.
Взгляд Ракса задерживается на мне на долгую секунду.
– Конечно. После того, как я чуть не отдал концы от сердечного приступа хрен знает сколько раз.
Теперь моя очередь пропустить его слова мимо ушей.
– Ты был прав: его защита идеальна. Мне пришлось самой пробивать бреши.
С игривой улыбкой он вглядывается сквозь завесу моих упорно падающих на лицо волос.
– Так ты готова это признать? Что я тебе помог?
Киваю. Он со смехом выпрямляется и протягивает руку:
– Я заслужил танец?
Вкладываю дрожащую руку в его ладонь.
– Это бессмысленно.
Он мягко охватывает мою руку пальцами:
– Но веселья не портит.
Танец настолько похож на пребывание в седле, что становится тревожно. То же чувство, что я не одна, синхронность движений, близость, попытки прикоснуться к тому, кто рядом, и в то же время не задеть его. Во время нашей ссоры в душевой все было не так. Сейчас я ощущаю свои мышцы под одеждой и его мышцы, все те места, где и он, и я наполнены жаром, и те места, где этот жар так приятно соединяется.
– Вот так, – Ракс вытягивает руку. – Встань ближе. Будет проще.
Споткнувшись, я яростно обрываю его смех:
– Заткнись.
Его ладонь спускается мне на талию, и я с трудом подавляю желание податься к ней. Слегка напрягаюсь. Он движется, и я за ним – молния и гром, который за ней следует. Нет, здесь все происходит сразу, еще быстрее, масло и пламя взметаются одновременно, зрительно соединенные своей реакцией друг на друга. Танцующие вокруг благородные могли бы быть звездами, настолько далекими они кажутся. На миг перестает иметь значение, где я. Есть запах кожи, нагретой одежды и еще чего-то, того, что я уловила раньше, в душевой, – близкий, сильный, всецело принадлежащий ему, неудержимо притягивающий меня к впадинке ниже его шеи.
все мы звери.
Шеи бывают окровавленными, открытыми для удара, рассеченными. Но теперь я впервые в жизни думаю, что они могут быть еще и красивыми.
В музыке слышится взлет и снижение – движение по замкнутой петле. Танец – столкновение, тепло, катализатор и осуществление, и мы вдвоем в центре происходящего. Двигаться вот так, вместе, все равно что… не знаю, чувствует ли он это. Должен – ведь ощущение повсюду. Поднимаю взгляд. Его глаза оттенка красного дерева смотрят на меня, в них отражается дурацкая улыбка – легкая, спокойная,
