так больно.
– Ноубл?
– Тебе нужно идти, Гас. Экипаж уже ждет.
– Я хочу, чтобы вы были с нами, Ноубл, – выпалил он наспех.
Он снова готов был просить, умолять, но Ноубл чуть заметно мотнул головой, и Гас застыл.
Он знал, что до самого конца жизни не забудет выражения лица Ноубла. То была смесь отчаяния, преданности и покорности судьбе. Ноубл прощался, и в его глазах не было надежды. Не было веры и решимости.
И тогда Огастес вдруг понял, отчего так гневалась его мать.
– Я хочу, чтобы вы остались с нами, – повторил он, но на этот раз голос у него не дрожал, и в словах не было мольбы. Он подводил черту. – Я хочу этого больше всего на свете. И мама тоже этого хочет, я знаю. Но… но… не возвращайтесь, если не сможете остаться. Не возвращайтесь… если… не останетесь с нами.
Теперь Ноубл выглядел совершенно опустошенным. Он коротко кивнул, соглашаясь на условия, которые поставил Огастес.
И тогда Гас, не оборачиваясь, пошел следом за матерью. Он взял ее за руку, не как ребенок, но как мужчина, и подсадил в дожидавшийся их экипаж.
28
Я гнев пустой и
Благородный знал. Любовь
Дала мне волю.
Бутч подписал все, что ему велели, включая признание в убийстве лорда Эшли Туссейнта, тщательно отредактированное Орландо Пауэрсом.
На заседании суда присутствовали только Пауэрс, шериф Фрэнк Эмбри, представитель Пинкертона из денверского отделения агентства по фамилии Блевинс и новый губернатор штата, некто Катлер. Все они покинули здание суда, испытывая легкое разочарование.
Бутч не возражал. И ничего не объяснял. Говорил в основном Пауэрс, а Бутч в конце заседания так охотно согласился со всеми требованиями и обвинениями, что спорить было больше не о чем.
Пауэрс не хотел, чтобы Бутча повесили, и пытался договориться, чтобы смертный приговор заменили пожизненным заключением, но обсуждение затянулось, и тогда вмешался Бутч.
– Пусть меня повесят. Меня это куда больше устроит, – сказал он, и Орландо Пауэрс обреченно развел руками.
Единственное, на чем настаивал Бутч, – чтобы Джейн Туссейнт была избавлена от досужих разговоров и причастности к его делу.
– Она никак не связана с моими прежними или нынешними проступками, – заявил он. – Она наняла меня за неимением лучшего варианта, а я согласился, потому что мне хотелось домой. Но, на беду, прошлое настигло меня. Уэртог узнал, кто я такой, я попытался заставить его замолчать, и все вышло боком. Миссис Туссейнт была случайной, ни в чем не повинной свидетельницей. Мне бы хотелось, чтобы так все и осталось.
К счастью, никому из собравшихся не хотелось, чтобы Джейн была замешана в этой истории. Британским властям отправили аффидевит по делу об убийстве лорда Эшли Чарльза Туссейнта, но о погибшем мало кто тревожился. Его мать умерла. У него не осталось ни жены, ни детей, ни верных друзей. При жизни он обладал большой властью, которую обычно дают богатство и титул, но его смерть никого не огорчила. И кстати, после того, как его не стало, никому больше не приходило в голову требовать, чтобы Джейн вернулась во Францию для расследования смерти Оливера Туссейнта.
Бутча отправили в тюрьму штата, крепость на восточном берегу озера, откуда открывался вид на долину Солт-Лейк. После суда Орландо Пауэрс целый месяц ходатайствовал за закрытыми дверями о смягчении приговора. Представители агентства Пинкертона выступали за повешение, губернатор Катлер никак не мог определиться с выбором, Гарриман вообще отказался от комментариев по этому делу, а шерифа Эмбри в ноябре ожидали перевыборы, и он решил для начала выяснить, какая развязка в деле Бутча Кэссиди – казнь или пожизненное заключение – больше понравится его избирателям.
* * *
Охранник опустился на пол рядом с ним, оборвав его сон. В этом сне Джейн, верхом на Бетти, обогнала дюжину пони, которых навахо привезли на скачки в ущелье Макэлмо, но, когда попыталась забрать выигрыш, Том Маккарти ее застрелил.
– Вы меня не знаете, мистер Кэссиди, – сказал охранник.
На крючке у двери висел фонарь, который он принес с собой.
– А разве должен? – спросил Бутч, протирая глаза и стараясь проснуться.
– Не-а. Когда мы с вами виделись, я был ребенком. Прошло лет пятнадцать, не меньше.
Бутч нахмурился.
– Вы заплатили за дом моей матери и за землю, на которой он стоял. В городишке под названием Кортес. Я там уже давненько не бывал. Женился на девушке из мормонов. Ей здесь нравится.
– Ты родом из Кортеса. И пошел в полицейские?
– Так же как мой отец. Да.
– Твой отец? Мы с ним знакомы?
– Моим отцом был Конни Кларк. Он работал шерифом в Кортесе. Меня зовут так же, как его.
– Конни Кларк, – прошептал Бутч. – Провалиться мне на этом месте.
Охранник начал снимать с него наручники.
– Ты не можешь меня отпустить, – растерянно возразил Бутч.
– Я вас и не отпускаю. Вы сбежите.
– Ты благородно поступаешь. И я это ценю. Но я заключил сделку и должен сдержать обещание.
– Я о вас много всего слыхал. Вы никогда никого не убивали, и вот я думаю, отчего же вы прикончили того англичашку. Небось там было намешано куда больше, чем нам известно. А еще я слыхал, что, когда вас привезли в тюрьму в Ларами в девяносто четвертом, помощнику шерифа даже наручники не пришлось доставать. Вы ему сказали тогда, что не сбежите, и не сбежали.
– И теперь не сбегу.
– Вы тревожитесь за свою дамочку. За певицу. О ней писали в газетах. Вы ведь понимаете, в офисе у шерифа секретов нет.
Бутч ничего не ответил.
– Вас повесят. Нам только что сообщили. Каково ей после этого будет?
Бутч уронил голову.
– Штука вот в чем… Вы признались. Дело закрыто. Нет, конечно, они будут вас искать. И полиция, и пинкертоны. За вами все равно будут охотиться. Вам придется улизнуть, так же как раньше. Но ведь про вас правду рассказывают? Вы все эти годы провели в Южной Америке? Вы и этот ваш Сандэнс-Кид?
Бутч кивнул, хотя и не понимал до конца, что происходит. Он как мог сдерживался, думал только о своей цели, но за последний месяц эта сдержанность здорово его подкосила. И теперь его разум прятался так глубоко внутри, что он толком не понимал, в чем же дело и о чем ему толкует Конни Кларк, точнее Конни Кларк – младший.
– С ней вам не быть. Уж простите. Но если вы будете держаться от нее на расстоянии,
