Кьюсека, его колоссальное усилие мысли язык тела выразил в той же форме. Но требовалось не уступить и результатом. Круг замкнулся. Тогда Кьюсек придумал. Теперь следовало придумать нам.
Глава тридцать девятая. Совет на прощание
Из записей инспектора Лестрейда
Окончание записи от 29 декабря 1891 г.
Графиню Моркар я рассчитывал увидеть по-настоящему счастливой, ведь всё ужасное для нее осталось позади. Однако меня встретила грустная, измученная женщина. К общему впечатлению исходящей от нее усталости примешивалась еще и плохо скрываемая растерянность. Очевидно, все эти дни ее светлость провела в тяжких раздумьях, не отпустивших ее и после того, как карбункул был найден.
– Миледи, позвольте быть с вами откровенным.
– Разумеется.
– Обстоятельства похищения и в еще большей степени обнаружения вашего камня столь необыкновенны, что я бы рекомендовал вам не спешить с выплатой вознаграждения.
– Необыкновенны? Надо ли понимать так, что под этим словом вы подразумеваете не столько их причудливый характер, сколько…
– Криминальный.
– Точно. Кажется, именно это слово я пыталась вспомнить.
– Скажу начистоту: всё это сильно смахивает на инсценировку. И хорошо еще, если ее целью было получить от вас лишь награду, а не сам камень.
– И это вы называете «хорошо»?! – воскликнула она, и в ее от природы мягких глазах я впервые заметил гнев. – Если это такой розыгрыш, то я бы не назвала его смешным и тем более невинным. Однако согласитесь, обвинение в столь возмутительном поступке нуждается в надежном подтверждении…
– Мы это называем доказательствами.
– Пусть так. Готовы ли вы их мне представить? Поймите, я ведь тоже чувствую в том, что произошло, какой-то отвратительный привкус фальши, подвоха. Это так оскорбительно и так больно догадываться, что в отношении тебя позволили такое неуважение… Но только лишь догадываться и ничего не знать! Из-за этого ужасного ощущения я невероятно измучилась за последние дни.
– Поверьте, миледи, я понимаю ваше состояние.
– Признаться, я до сих пор ощущаю себя в наиглупейшем положении и не понимаю, что мне с этим делать. Будто я стала жертвой дичайшего недоразумения.
– Хотел бы я согласиться с вами, но, к сожалению, всё гораздо хуже.
– Ну как же хуже? – улыбнулась она печально, прося жалобным взглядом ответа, который успокоил бы ее. – Алмаз-то вернулся ко мне!
– Не исключена вероятность, что что-то подобное может повториться, так как по заслугам никому не воздано.
– Нет, прошу вас не говорить так. Конечно, хорошо, что всё так закончилось, – попыталась она убедить себя со вздохом и слабой улыбкой, но тут же ее губы задрожали от сдерживаемой обиды. – И все-таки я бы хотела получить объяснение, как мой камень оказался внутри этой птицы! Например, от вас.
– У меня его нет, – ответил я. – А вы не задавались вопросом, почему его не предоставил вам тот, кому вы собираетесь выплатить столь крупную сумму?
– Вы должны знать, инспектор, что он никому не открывает своих чудесных секретов.
– Должен знать? Откуда?
– Бог мой! – рассмеялась она недоверчиво. – Только не скажите, что вы не знакомы ни с одним из замечательных рассказов, которыми зачитывается весь Лондон!
– Именно так, миледи. Не знаком.
– Напрасно, инспектор. Рекомендую от души. Очень занимательное чтение. И так талантливо написано!
– Прошу прощения, но вместо занимательного чтения меня интересует, чем взаправду занимается этот человек.
– Ах так?! Ну так вы и получили ответ. По крайней мере, мистер Холмс вернул мне мой любимый камушек, тогда как полиция не сделала вообще ничего! Чем можете похвастать вы, инспектор? Какими успехами?
– Тем, что пытаюсь оградить вас от мошенников. У нас и правда пока нет доказательств, но поведение этих людей – вашего секретаря и господина Холмса…
– Признайтесь, инспектор, в вас сейчас говорит такая элементарная человеческая слабость, как… – Она вовремя одернула себя, и лицо ее исказил страх за возможно причиненную мне боль. Отзывчивая душа ее светлости готова была разделить ее со мною. – Простите меня, это было ужасно бестактно и несправедливо. Но вы не можете отрицать очевидных достижений мистера Холмса не только в моей истории. О них говорит весь Лондон. Ну как я могу остаться неблагодарной после всего, что он сделал для меня! Тем более что я уже пообещала выплатить эту награду.
– Я понимаю вас, миледи. Действительно, я не вправе высказываться насчет мистера Холмса. Его роль во всем этом пока еще не выяснена. Но уже сейчас мы располагаем достаточными основаниями, чтобы предостеречь вас насчет Кьюсека.
– Берти? – Графиня, как обычно, отреагировала смехом, но впервые он прозвучал несколько натянуто. – Дался же вам мой бедный секретарь!
– Я позволю себе напомнить, что идею вознаграждения подал вам не кто иной, как ваш «бедный секретарь». Возможно, он действительно полагает себя слишком бедным при таких несомненных способностях. И не просто подал – он вас уговорил, воспользовавшись вашим особенным уязвимым состоянием в тот момент. По сути, ввел вас в заблуждение. Всё его дальнейшее поведение прошло мимо вас, но не укрылось от нашего наблюдения. Оно подозрительно до такой степени, что только самая малость не позволила, что называется, поймать его за руку. Да, я вынужден признать, что мы не добыли улик. В силу этого мне остается только искренне пожелать вам как можно скорее вышвырнуть его вон и не подпускать к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Поверьте, чем быстрее вы это сделаете, тем надежнее обезопасите себя от его махинаций. Всего вам наилучшего!
– Прощайте, инспектор. Я приму ваши слова к сведению.
Задумчивость ее лица оставляла надежду, что мне удалось посеять в ее душе такие нужные зерна сомнения.
Глава сороковая. Невнятный финал
Из дневника доктора Уотсона
30 декабря 1891 г.
На следующий день после разговора с Кьюсеком к нам неожиданно довольно рано заявился Лестрейд. В последние месяцы я с тревогой ожидал неизбежной стычки с ним где-нибудь на осмотре очередного места преступления. Но нас буквально затопил поток клиентов, не желавших даже и слышать про полицию и рассчитывающих только на наши силы. Поэтому мы работали по их делам, не пересекаясь со Скотленд-Ярдом, и Лестрейд совершенно потерял нас из виду. Всё это время красочные фантазии Дойла про нас с Холмсом продолжали выходить в каждом следующем номере «Стрэнда». Особенно вызывающе прошлась по некоторым героям с набережной Виктории «Тайна Боскомской долины». Для меня в ней оказалось тайной решительно всё, начиная с местоположения, так как Холмс ездил в Хирфордшир один. Позже он рассказывал, что посоветовал местной полиции всерьез заняться буфетчицей из Бристоля на том основании, что только ее старший Маккарти мог обозвать крысой. Но совершенно точно Холмс не пересекался там
