с Цепей – не выйдет. Здесь твое влияние определяюще. От него зависит будущее поколений. Решайся. Не мне навязываться. Но я бы поспешил» – и торговец скрылся в трюме.
Неизвестный попросил наемников провести его к заключенным. Когда он вошел в тюремную камеру, дворяне даже не посмотрели в его сторону. «Я хочу поговорить» – начал он, однако Гольфтен, выступающий от лица почтенного сословия, ответил резким отказом. «Мы не ведем переговоров с шайкой головорезов». «Диалог начнется не ранее, чем вы капитулируете» – прибавил второй. «Провались в Бездну, мошенник» – закончил третий.
И ему пришлось собственноручно казнить тех, кого он недавно вызвалил из плена. На побережье собралось множество народа. Затем вывели дворян. По одному. Его проклинали, ненавидели… И, хотя народ был на стороне Неизвестного, он ощущал всю несправедливость положения. Он не хотел лишать их жизни, и спрашивал не готовы ли они принести публичные извинения. «Вас отпустят, вы можете отправиться куда угодно. Я выделю средства, достаточные для…». «Не все продается за деньги. А ты, за пол года превратился в прожженного торгаша». «Ты предал нас, а клялся в заботе о будущем Скал». «Продал Сонтейву!». Они отвергали любые договоренности. Убеждения… Идеи о том, что он инициатор новой диктатуры, разрушили все мосты. «Это… приговор по необходимости…» – руки дрожжали. Он не мог контролировать себя. Краем зрения заметил, как все ждали от него следующего шага… Мир давил на голову с принудительной тяжестью. Неизвестный чувствовал: если не приступит, его чары развеются, и он упустит магическое влияние на массы. Метка сбоила. «Соберись!». Он испустил глубокий вдох и взнес меч. «Нет! Черт подери! Так не пойдет. Я не мясник».
– Я сделаю исключение! – прокричал он, – Один из вас отправится к императору с весточкой. Донесет послание. Мы не подчиняемся, как рабы и не пойдем на убой.
Народ негодовал, но Неизвестный не отступился. И младшего освободили из петли. Остальных он отправил к предкам. Люди ликовали восстановлению справедливости. Повстанцы закатили праздник. Всюду лился эль, разбавленное вино, жареные грибы и тошнотворная похлебка, отдающая керосином. «Надо же… – вздохнул он, осматривая затихшие тела, – еще сутки назад они дышали, имели планы, надежды и стремления. А сегодня – канули в Бездне». По правилам, осужденных оставляли на виселице и снимали через неделю. За это время толпа не оставила на трупах чистого места. Закидали гнилыми овощами, тухлой рыбой, камнями… Социальный порядок торжествовал. Затем, пришли чистильщики с решетчатыми гробами, погрузили тела, отвезли подальше от берега и сбросили в море. Этакая демонстрация правосудия, и назидательный урок для скрывающихся преступников. Как не бегай – умрешь в клетке.
«А что Неизвестный?» Для большинства он так и остался неведомым спасителем. В тавернах и винокурнях то и дело травили байки о подвигах Неизвестного, придумывая их прямиком за стаканом отборного пива. И так их набралось, по его приблизительным подсчетам, не менее тысячи. Он участвовал в рейдах, захвате заложников, штурмовал крепости, отбивался от Защитников и Просветителей, прогнал Рассветную Скрижаль… «Оказывается, я совершил столько подвигов» – подумал он с грустью, хотя, казалось бы, должен был радоваться абсолютной победе и нахлынувшей славе. Тем не менее, он знал, какой кровью далась эта «победа» и, в какой-то степени, завидовал наивности обывателей, сочиняющих легенды о его странствиях. Торговые маршруты ожили, Скалы вновь заполонили заморские товары, голодовке пришел конец. Весь остров, по простоте душевной, праздновал победу безликого героя. Лишь немногие ополченцы знали его в лицо.
Пристани были забиты народом. Люди паковали вещи и неделями стояли в очередях, чтобы отправиться в «Новый Свет», где их ждали нетронутые техногенной катастрофой земли.
Минула неделя, вторая, месяц.
Неподалеку от порта какой-то мальчишка отдавал приказы офицерскому корпусу, ранее служившему прокурору. Солдаты склонились над врученным письмом, которое доставил посыльный: «Вас направляют расчищать участок на летних островах, сектор обозначен на карте – прочитал один из офицеров, – Меня вообще посвятят – что здесь происходит, мать вашу?! – возмутился подошедший капитан. Он едва вернулся с командировки, а его загнали под прицелом к своим подчиненным, – чего ты ухмыляешься малец? Поди-ка сюда». «Я свободный гражданин, а вы – мне не указ». «Чего?» – капитан рассмеялся, но офицерская когорта его не поддержала. Мимо прошел каменщик – «А! Еще новенькие! Революция, товарищи, вот что случилось. Теперь мы все – дети одного мира, и работаем на его будущее». «И кто ваш лидер?». «Неизвестный». «Прекратите дурачиться, или я вызову прокурора!». «А нет его – вашего прокурора. И армии его нет, все работают. В нашем обществе не терпят бездельников». «Так! – капитан в ярости сорвал мундир и втоптал его в грязь, – где искать вашего клоуна Неизвестного?», «Он повсюду, товарищ, как-нибудь да сойдетесь».
Глава – 31 —
Иногда Неизвестный смотрел в зеркало, и не понимал, кого он видит «по ту строну». Что за незнакомец уставился на него? Что ему нужно? Зачем он так пронзительно выцеливает его глазами? Зачем столь беспристрастно разглядывает фигуру, словно он и не человек вовсе?
Хэль подготовил корабль для его отбытия. Он отказался от военного сопровождения, хотя на этом на последнем собрании Сопротивления настаивал весь остров. Неизвестный заявил, что не собирается силой отнимать чужие земли.
Тут вошла Амалия и увидела его понурый облик. Она еще не знала, что он скоро уходит. Они переехали поближе к порту, чтобы из окна можно было отследить прибывающие суда. На лице его читалась непереносимая боль.
– Неизвестный? – спросила она, словно боялась спугнуть его тень.
Он взял вязаный мешочек с монетами и подал ей
– Ступай, купи себе что-нибудь.
– Что с тобой?
– Я видел их – детей сирот, склонившихся над умирающим отцом. Если бы я взял больше иридиума… Если бы я был там раньше…
– Ты не сможешь жить, если будешь думать о всех, кто за окном.
– Ты неправа. Я не смогу жить, если позволю кому-нибудь, кем бы он не был – умереть.
Она колебалась и не понимала
– Возьми деньги, мне надо побыть одному, – сказал он, и Амалии пришла странная мысль: «Он ведь итак один, куда больше?».
А, затем, провел остатки месяца на острове, посвятив ей каждый свой вздох. Он исполнил обещание, данное ее матери. «Амалия в безопасности. Больше ей не о чем тревожиться».
Параллельно с этим он пытался исследовать природу клейм. Как выяснилось, после нанесения метки клеймо следовало пробудить. Пробуждение обыкновенно происходило в необычных обстоятельствах, кризисных для человека, подвергшегося стигматизации. До пробуждения, она, обыкновенно, круглосуточно светилась, представляясь одновременно и фонарем, и сигнальным огнём для служителей закона. Так они вылавливали всех тех, кто отвергался общественным порядком. Меченых изолировали от общества. Помещали в тюрьмы, лечебницы или же на острова, брошенные цивилизацией. Однако, случай Александра вызывал вопросы. Его метка была необычным явлением. Когда Неизвестный похоронил тело, то обнаружил, что клеймо, вместо того, чтобы изничтожить плоть, превратилось в стеклянный сосуд в виде нароста, внутри которого ало-черные жилки продолжали пульсацию. Вместилище легко отделилось от кожи. А, очутившись в руках Неизвестного, «флакон» засиял фиолетовым оттенком. «Неужели в тебе ее душа?». Он не заметил, как его клеймо подало импульс, и рука сжала сосуд, расколов его на части. Переливающиеся щупальца аккуратно обволокли кожу, проникая сквозь поры внутрь. Его машинально потянуло кашлять, но он ощутил сумеречное сияние метки, и… приступ отступил. «Болезнь регрессировала?». Этот нежданный симбиоз дал ему отсрочку. Тело словно пронзило электрическим разрядом. Его пропитало колоссальным потоком энергии, а излучение света, исходящего от клейма, на мгновение выросло во сто крат. Неизвестного пробил жар. Сердце бешено заколотилось, и, казалось, от нарастающей температуры вот-вот вырвется из грудной клетки. Метка засияла золотисто-пурпурным оттенком. Излучение проявилось на стене в виде объемной проекции. «Это… карта Севергарда?». Несомненно, то было проявление силы прокурора. Но, что мог разглядеть Александр в движущихся воздушных потоках, омывающих острова? «Нелепость. В чем же секрет?». Пока он не имел ключа, правильного вопроса,
