id="id7">
Степка ищет смелых
Мы долго бродили с Сашей по берегу, сидели на плотах, рассказывали друг другу о своей жизни. Вот когда я узнал, почему Саша боится Стрижа больше других мальчишек: Сашина мать моет Стрижовым полы, стирает, а те за это отдают ей свои объедки и обноски. Ведь у Саши четыре сестры и брат, и все мал мала меньше, а одеть такую ораву и прокормить нечем. Этой зимой они все так голодали, что соседи сами приносили им, что могли: куски хлеба, мослы, порченую картошку. Отец у Саши раньше работал грузчиком в пароходстве, а потом надорвался и очень долго болел. И с тех пор работает ночным сторожем, а днями шьет тапочки на продажу. А тут еще «увели» лодку. Вот почему Сашина мама рада даже стрижовским объедкам. А Стриж пользуется этим, командует Сашей, как хочет, а при случае ябедничает на него своей матери. И тогда дома Сашу бьют да еще называют гадиной и кровопийцей. Потому и глаза у Саши такие печальные, будто в них навсегда застыло хмурое, безрадостное небо.
На берегу к нам подошел крепкий, выше нас на полголовы, мальчик, в залатанных, как у Саши, штанах и рубахе и, встав против меня, долго смотрел пристально, но беззлобно. Я не встречал его среди наших мальчишек, но широкое скуластое лицо пацана мне казалось знакомым. Где я его мог видеть?..
— Ну, здравствуй, — сказал он мне наконец и протянул руку.
— Здравствуй, — ответил я, невольно оглядываясь на Сашу.
— Не узнаешь? Да мы с тобой в соседских дворах жили. У понтонки. Синица я. Колька Синица, помнишь?
Вот когда я вспомнил этого крепыша, сына хромого сапожника, с которым дружил рыжий Степка.
— Узнал, — сказал я пугаясь. Неужели послал его ко мне Степка? Уж не собирается ли тот и сам опять явиться ко мне с этим Синицей? А Стриж узнает, что я дружу с «обозниками», передаст атаману — и прощай моя свобода и улица!
— А ну, валяй от нас, малый. После позовем, — приказал Синица Саше Седенькому. И, когда тот послушно отошел, зашептал мне:
— Степка кланяться велел. И матери твоей тоже.
— Он у тебя был?
— А он завсегда у меня бывает.
— А ты у него?
— Я-то? Я— нет, я еще не был… — конфузливо протянул Синица. И, помолчав, сообщил мне так тихо, чтобы не слышал Саша: — Коровин опять поход хочет делать, «мушку» грабить.
— «Мушку?»
— Ну, пацанов, которые на косе рыбу ловят. Они на «мушку» ее ловят, самделочную, так их за это самих «мушкой» зовут.
— А зачем грабить?
— Чудо ты, — как и Степка, насмешливо бросил Синица. — А китайские огороды кто велит грабить? А с «обозниками» драться — кто? Это все атаманы заставляют нас, вот кто! Думаешь, у «обозников» таких нет, как наш мясник Ванька Коровин? Тебе вот с пацанами драться охота?
— Нет, — согласился я. Драться мне ни с кем не хотелось.
— И мне неохота. А зачем деремся? Коровина боимся, вот зачем, верно? А Степка и другие, которые с ним дружат, не боятся! Думаешь, Коровин зачем на «мушку» войной идет? Думаешь, это так просто? Они ему рыбу перестали носить, вот он и озлился. Один с имя не сладит, так он нас… Не пойдем?
— Это тебя Степка научил?
— А тебе что? Грабить охота?
Грабить мне не хотелось, но и получать от Коровина еще взбучку было страшно.
— Это тебя Степка научил, да? Чтобы мы его «обозников» не трогали, да? А потом сами нападут на нас, да? Шпион он, твой Степка! И ты шпион!..
— А пошел ты!.. — презрительно сплюнул к моим ногам Синица. И зашагал от меня берегом, в сторону бани.
Саша немедленно подбежал ко мне:
— Чего он?
Но я так разволновался, что не сразу ответил товарищу.
— А так. Книжку просил. Про шпионов, — сказал я первое, что пришло в голову, все еще глядя на удалявшегося Синицу.
Саша недоверчиво посмотрел на меня, но промолчал. А мне уже было не до Саши. Я прекрасно сознавал, что все, о чем я наговорил Синице, — было ложью. Ни Степку, ни его я и не думал считать шпионами и, как и они, ненавидел Коровина. Но не мог же я сказать Синице, что боюсь коровинских кулаков.
Дома на этот раз все обошлось без маминых возмущений и стонов, хотя Ленка успела-таки насплетничать о моем «крещении» и отнятом у меня Юрином подарке. Мама даже пожалела меня и сказала, что обязательно заставит Юру разыскать хулигана и взять у него мой поезд. Но потом я слышал, как она жаловалась бабе Окте и плакала.
А у меня целый день не выходил из головы обиженный мною Синица. За что я накричал на него? И, может быть, прав Степка, что только войной с атаманами мы можем оградить себя от их преследований и издевательств над нами? А теперь ищет смелых, которые не боятся Коровина. А вот я испугался…
Поход на «мушку»
Ура! Мне наконец разрешили бегать босиком, как все мальчишки! Мама, отпуская меня в старье, без пояса и ботинок, так и сказала:
— Ну, бог с тобой, ходи неряхой. Наверное, так теперь нужно.
И, хотя резало с непривычки босые ноги, мы с Сашей носились по двору и пыльным улицам, как угорелые! Я помогал ему носить с Ангары воду, развешивать на веревках белье, а он бегал со мной в лавки за керосином и спичками или учил меня плавать на Ушаковке[8], чего я никак не мог усвоить. Научил меня плавать, как это ни смешно, Яшка Стриж.
Стоя по пояс в воде, я старательно наблюдал за Сашиными движениями и не заметил подплывшего сзади Яшку. И вдруг почувствовал, как кто-то схватил под водой меня за ноги, оторвал их ото дна и толкнул в спину. Я шлепнулся носом в воду, захлебнулся и бешено заработал руками, изо всех сил стараясь удержаться на поверхности и освободить ноги. А Стриж крепко держал меня за щиколотки и орал на всю Ушаковку:
— Мальцы, гляньте, Антилигент плывет! По-собачьему!
И я плыл. Правда, после такого плаванья я долго не мог прийти в себя, но потом сам попросил Сашу подержать меня за ноги, а там и поплыл один, без поддержки.
В тот же день Яшка передал всем нам приказ атамана: завтра в девять часов утра собраться на Ушаковском мосту, будет поход на «мушку». А кто не пойдет, того Коровин будет судить и накажет «по-страшному».
Сердце
