мое упало. Вот и начинается то, о чем говорил Синица: грабить у своих же знаменских пацанов для Коровина рыбу! Вот и попробуй не пойди!
На другое утро все наше войско собралось на Ушаковском мосту в ожидании атамана. «Обозники» со своего берега кричали нам всякие гадости и грозились, но ближе подойти к нам боялись. А мы висели на перилах, цеплялись за подводы обозов, швыряли сухой глиной в «обозников» и вообще дурачились, как умели. А я все ждал Синицу: неужели он не побоится Коровина? Но он так и не пришел.
Атаман явился в окружении своей свиты только в десять.
Миновав мельницу и мыловарку, которыми кончалось предместье, мы спустились в глубокий овраг и начали совещаться.
— Надо шпиёнов послать, — пробасил Коровин, оборвав споры. И при этом посмотрел на меня.
— Не шпионов, а разведчиков, — не выдержал я его тяжелого взгляда.
— Все одно, — буркнул атаман. — Вот ты и пойдешь, понял?
— И Седенький пущай с ним идет! Они дружки, пущай вместе топают! — пропищал Яшка.
Атаман поддержал Стрижа, и мы с Сашей отправились в разведку.
Я никогда еще не видел вблизи, как ловят рыбу рулеткой, и с интересом загляделся на это зрелище. Стоя по колена в холодной ангарской воде, маленькие рыболовы забрасывали далеко от берега леску с крючком и наплавом, а когда течение уносило их, наматывали лесу на колесико, подтягивали к себе. И снова бросали. Так повторялось множество раз, пока поплавок не нырял в воду и на вытянувшейся вдруг струною лесе не билась рыба. Я так загляделся, что даже забыл о своей постыдной роли, но Саша подтолкнул меня в спину и прошептал:
— А много их седня. Я двадцать семь сосчитал.
«Мушка» не обращала на нас никакого внимания, продолжая лихорадочно крутить рулетки. Взрослых рыбаков не было, они сидели на якорях в своих лодках, на самой середине реки.
— Разве это ловля: в час по одной рыбе! Охота была ловить, — попробовал я завести разговор с маленьким рыболовом, чтобы тот не мог догадаться, зачем мы пришли.
Но мальчишка только посмотрел на меня и отвернулся. За него ответил сосед:
— Будешь ловить, коли дома жрать нечего. Тебя-то, видать, сладко кормят.
Я понял, что сказал глупость, и отошел. И у такой нищеты Коровин собирается отнять рыбу! Но что поделаешь, если даже бедняк из бедняков Саша Седых и тот вынужден подчиняться Коровину и делать все, что взбредет в голову атаману. А вот Синица не подчинился и не пошел с нами.
Мы еще раз пересчитали всю «мушку», заглянули в садки и вернулись в овраг. Я доложил атаману результаты разведки.
— Ясно, — сказал он. — А теперь айда!
С трех сторон с гиком и свистом мы налетели на рыболовов. Пойманная врасплох «мушка» бросалась то в одну сторону, то в другую, всюду натыкалась на нас и, наконец, прижатая к реке, покорно ждала расправы. И атаман крошил ее своими ручищами, валя с ног, ломая удилища, швыряя, как котят, в воду, рыча от удовольствия и азарта…
…С обильными трофеями мы победоносно возвращались домой. За отличную разведку нам с Сашей дали по хариусу, а весь атаманский «трофей» несла на обломке удилища его свита. Однако у самых ворот Саша остановился и, тяжело вздохнув, протянул мне своего хариуса:
— На, возьми себе.
— А ты?
— А мне все одно дома не поверят.
Я и сам готов был провалиться от стыда сквозь землю вместе с рыбой, а тут Саша свою отдает.
— А мне, думаешь, поверят?
— Тебе, может, поверят. А я где взял? Не купил же…
Да, не радовала нас с Сашей атаманская награда. Зато Яшка Стриж всю дорогу хвастал своим трофеем и подбивал атамана на новый поход на «мушку». Будто ему тоже дома жрать нечего.
— А знаешь, — предложил я, — давай твоей маме отнесем! Скажем, я наловил!..
— Зря это.
— Ничего не зря! Зато сестренки твои, знаешь, как рады будут! Хариус! Лучшая в мире рыба!
Саша заколебался. Ведь такой вкусной рыбы в Сашиной семье не ели с тех пор, как украли лодку. А на рынке поди купи!..
— Ну не бросать же их, верно? — убеждал я. — Да за них любая торговка сто тысяч даст! А то и больше!
— Ладно, давай, — сдался Саша. — Только вместе пойдем, сам скажешь.
Вслед за Сашей я переступил порог его дома и — поперхнулся: в небольшой кухне стоял такой пар и так едко пахло щелочью, какой-то кислятиной, гарью, что трудно было дышать. Кое-как свыкнувшись с вонью и духотой, я поздоровался с Сашиной матерью и, протянув ей рыбу, сказал:
— Возьмите, это я сам поймал.
— Рыба? — удивилась та.
— Ага, хариусы. На уху. Берите, тетенька, а я еще наловлю… — врал я напропалую, видя удивление и нерешительность Сашиной мамы.
Стряхнув в корыто мыльную пену, она протянула ко мне жилистые, красные от кипятка руки и, словно не веря своим глазам, осторожно приняла рыбу. Выбежавшие из-за полога маленькие Сашины брат и сестренка обступили мать, а та повернулась ко мне, отерла о фартук руку, но подать ее все-таки не решилась.
— Спасибочко, Коля, за доброту твою. Мой-то вон целые дни баклуши на реке бьет, — кивнула она на Сашу, — а чтобы рыбу хоть половить…
— А ну, кто тут рыбак? — вышел на кухню хозяин дома. Худой, сморщенный, он больше походил на дедушку, чем на отца Саши. — Сам, говоришь, поймал? Молодец! На что поймал-то?
— На «мушку», — выпалил я, хотя так и не видел, что она из себя представляет.
— На какую? — И, видя мою растерянность, повторил: — На какую мушку, спрашиваю, поймал-то?
Я не знал, что ответить.
— На эту… как ее… самодельную…
— Это как понимать? Смеешься надо мной, парень? — улыбнулся Сашин отец.
Я понял, что попал впросак, и попробовал оправдаться:
— А мы с товарищем ловили. Он ловил, а я веслами греб…
— С лодки, стало быть? Это дело. Была и у меня лодочка, хариусов, линьков брали. Еще и на базар носили, бывало. А вот теперь нет у меня лодочки и купить ее или сделать — сил нету. Видал, руки дрожат как?.. Жила в спине лопнула, а на руки кинулось. А бывало, по десять пудиков по лесенке подымал…
Я облегченно вздохнул. Надо было теперь скорей уйти, чтобы опять не запутаться и не выдать себя и Сашу.
— До свидания… Мне домой надо… — заторопился я. И, не дав опомниться хозяевам, выскочил из душной кухни наружу.
…Ночью мне снился сон. Будто я плыву по реке, а за мной гонится страшная рыбища: величиной с кита, а
