публике. Ни единое слово из сказанного к нему не относится.
Брови короля Тракиана поползли вверх. Паэрин Кларк кашлянул – явно не от першения в горле. Китрин стойко продолжала:
– Вы описываете Гедера так, будто он политик или религиозный деятель. Будто он привык управлять державами. На самом деле нет.
– Возможно, магистра нас просветит насчет его характера? – осведомился король.
– Он… он славный, он одинокий, и жестокий, и чудовищно обидчивый. – Китрин запнулась, подыскивая слова, которые точнее опишут ее представление о Гедере Паллиако. – Он как ненадежный заемщик.
Комме Медеан охнул, словно от внезапной боли. Паэрин помрачнел.
– Не понимаю, – сказал король. – Вы ссужали его деньгами?
– Нет, – ответила Китрин. – И не стала бы. Когда ошибаешься со ссудой, потом видишь у заемщика характерное поведение. Не всегда, но часто. И оно означает, что деньги пропали зря. Представьте себе человека, который берет кредит и начинает сорить деньгами, как богач. Он смотрит на деньги – и видит монеты, а не обязательство перед банком. Он их тратит так, будто деньги его собственные и нескончаемые. Это и есть Гедер. Он из тех мальчишек, которым для взросления нужен материнский присмотр, а Гедер вырос без матери. Теперь у него есть власть и нет ограничений. Он будет разбрасываться деньгами. И человеческими жизнями. Остановить его некому – у него под рукой самый объемистый сундук во всем мире, если не считать Дальней Сирамиды. А когда дело портится, такой заемщик начинает все отрицать. Виноват всегда кто-то другой. Я слышала разговоры в тавернах – уже сейчас Антея ищет, кого бы обвинить в близящемся голоде. И это будет не Гедер.
Китрин откинулась на спинку стула. Дыхания почему-то не хватало. Интересно.
– Комме? – произнес король.
– Это здравый взгляд, – ответил Комме Медеан. – Не знаю, правда, как его применить.
Беседу прервал тихий стук в дверь, слуга внес серебряные кубки с прохладной водой. При нем никто не говорил.
– Магистра, – возобновил беседу король после ухода слуги, – случись мне согласиться с вашей трактовкой вопроса, что бы вы рекомендовали?
Китрин поразмыслила. Война – штука незнакомая, Китрин ее никогда не изучала. Однако сейчас спрашивают ее мнения, и после слов о ночи с Гедером поздно строить из себя скромницу.
– Я бы рекомендовала немедленно объединить силы. Не выступайте против него, но попробуйте предугадать, куда он направится, и поделитесь сведениями с союзниками. Если предсказания окажутся верными, вас будут считать человеком, который умеет заключать правильные сделки до прибытия кораблей, и все захотят знать то же, что знаете вы.
– У меня друзья в Саракале, – сказал Комме. – Не по делам, просто друзья. Со связями. Я могу им написать и попробовать обсудить. Как минимум будем знать, что говорят у восточных границ Антеи.
– Можно установить с Антеей более тесные связи, – предложил король. – Ваша поездка была неофициальной. Но если собрать делегацию и мне поехать самому…
– Не делайте этого, – предупредила Китрин. – Если Гедер сочтет, что его предали, он набросится на вас злее, чем если бы вы были врагом изначально.
– Не в обиду будь сказано, – осторожно заметил король, – но тогда вы можете оказаться в нелегком положении.
– Я отдаю себе в этом отчет.
За столом все молчали. Уверенность и бодрость схлынули, как не было. Китрин отпила из кубка, наслаждаясь прохладной водой с легким привкусом лимона.
– Можно ли что-нибудь сделать? – спросил король.
– Наблюдать. Ждать. Уповать на то, что он оступится раньше времени и по-крупному, – ответила Китрин. – Лучшее, что можно сказать о Гедере, – что он хорошо умеет наживать врагов.
Клара
За следующие дни Клара понемногу уверилась, что в некотором отношении – во многих отношениях – она умерла вместе с Доусоном на полу той ужасной залы перед глазами всех друзей и родни. Она не могла смотреть на кровопролитие, но все слышала. Слухом, наверное, происходящее воспринималось куда страшнее, чем зрением. А может быть, и нет. Все, что случилось потом, лучше укладывалось в голове, если вообразить себя умершей. По пути из Кингшпиля с ней, ставшей вдовой считаные минуты назад, не пытался заговорить никто из знакомых. Ни одна дама из тех, кого Клара знала всю жизнь, не подошла сказать доброе слово. Единственным существом, прикоснувшимся к ней и обратившимся с утешением, была та тонкая и бледная девушка из банка, чье имя Клара забыла сразу же после того, как оно было произнесено.
С тех пор и началось оцепенение, жизнь без вмешательства разума. Клара делала то, что привычно телу. Навещала друзей и врагов. Этим ведь и занимаются призраки? Если так взглянуть, все становится на места.
Но тогда боль, захлестнувшая ее после появления Винсена Коу, не могла быть болью смерти. Та уже прошла. Теперь нахлынула боль нового рождения – мучительная, как в первый раз. Клара просыпалась посреди ночи в рыданиях, из-за которых начинала задыхаться. Если позвать Винсена – он приходил и садился в ногах, но она старалась не звать. Ему здесь нечего делать, она попросту лишает его сна. Приступы со временем проходили, и Клара засыпала.
Ее не оставляло чувство, что Доусон вот-вот появится. То и дело она заставала себя за поисками объяснений для него – отчего вдруг рядом с ней, лежащей в ночной сорочке, сидит в одних штанах егерь Каллиамов. А потом одергивала себя: оправдания Доусону уже не нужны, он ведь погиб. Тогда вновь приходили слезы. А потом наступала пора вернуться к дневным заботам. Не сказать чтобы Клара продолжала заниматься делами из-за какой-то особенной стойкости – просто ничего другого ей не оставалось.
– Снова уходите, госпожа? – спросила хозяйка гостиницы.
Как выяснилось, ее звали Абата Коу, – по-видимому, клан Коу, состоящий из нескольких десятков родственников, расселился по всей Антее. Клара до знакомства с Абатой даже не задумывалась, есть ли у Винсена семья. Он ведь из слуг, а Клара прежде считала, что слуги появляются из стен, когда нужны, и исчезают, когда беременеют. Теперь, оглядываясь назад, она надеялась, что была не очень-то заносчива.
– Да, ухожу.
– К обеду будете?
– Не думаю. Мне идти почти до самого Кингшпиля – я вряд ли выдержу такую даль, если не перекушу по дороге.
– Яблоки свежие привезли, – изрекла Абата. – Хороши с сыром.
Кларе понадобилось три дня, чтобы понять: это не что иное, как предложение, причем единственное, Абата повторять не станет. На этот раз Клара не стала отвечать ни «как мило», ни «что вы, не беспокойтесь»: разговор тем и кончится, останешься без яблок и сыра.
– Спасибо, – сказала она.
На такое не требовался ответ, что Клару совершенно устраивало. Да и ее двойнику-призраку по-прежнему казалось,
