заметно улыбаясь.
– Да, о мудрейший? Что вы мне посоветуете?
Слабая улыбка расцвела.
– Твои родители уже все сказали.
* * *
– Buenas noches, amores, – сказала мама нам с папой и скрылась в спальне; родители решили переночевать у меня.
Отец откинулся на спинку дивана, потягивая пиво, купленное по пути домой. Сразу после игры мы вшестером заходили поесть в ресторан.
Дождавшись, пока дверь за мамой захлопнется, он сказал:
– Ну что, теперь расскажешь, почему Култи сегодня не вышел на поле?
Поразительно, как он сумел продержаться почти пять часов, ни разу не спросив, что немец забыл на трибунах. Стоило отдать отцу должное, наверняка он терзался вопросом весь вечер.
– Да.
Он выдохнул, а я поборола желание выхватить у него бутылку, чтобы хлебнуть самой.
– Он пропустил игру, чтобы я смогла играть. И финал тоже пропустит, – медленно пояснила я. – А то девочки жаловались, что он меня выделяет из остальных, вот и… – Последний месяц вновь тяжестью опустился на плечи, и я только и смогла, что беспомощно ими пожать.
Папа пристально посмотрел на меня. Потом посмотрел еще немного. У него слегка задергался глаз.
– Рассказывай, что у вас там случилось.
И я рассказала. Рассказала, почему меня выпустили на поле, хотя изначально хотели отправить на скамью запасных.
Папа залпом выпил половину бутылки. Он выглядел так, будто вот-вот лопнет. Уж если кто и понимал, что значил поступок Култи, то это он.
– Сэл…
– А?
– Что будешь делать?
– Не знаю.
Он пристально посмотрел на меня.
– Все ты знаешь.
– Нет.
– Да.
Боже, неужели я была такой же упрямицей?
– Пап, я… я не знаю. Я даже не понимаю, что думать. Мы ведь на совершенно разных уровнях. Я – это я, он – это он. Мы не можем быть вместе.
Папа серьезно кивнул.
– Понимаю. Ты для него слишком хороша, но разве я воспитывал тебя такой тщеславной?
Господи, что я вообще тут делаю? Я не сдержала усмешки.
– Я не об этом, и ты это знаешь, блин.
Папа улыбнулся и приложил холодное стекло бутылки к моему колену.
– Он знает о твоей маленькой одержимости?
«Издеваешься?» – подумала я, и хоть не произнесла вслух, папа все понял по моему взгляду и усмехнулся.
– Показывай.
– Что показывать?
– Заячьи уши, трусишка, – невозмутимо произнес он.
Я застонала.
В ответ папа состроил заячью мордочку.
– А я догадывалась, что ты куку.
Он фыркнул.
– Я думал, ты у меня тигрица, hija mia.
Ну да, конечно. Уж кто-кто, но папа мастер говорить именно о том, что меня беспокоило. Неужели я правда размякла?
– Я не знаю, как ему рассказать. Я даже не понимаю, с чего он решил, что я ему нравлюсь, пап. Что мне делать? Он столько для меня сделал, наговорил вот всякого, но он ведь всегда вел себя так, будто мы просто друзья. Что мне с ним делать?
Папа бросил на меня красноречивый взгляд: его явно не впечатлило, что я поинтересовалась его мнением.
– Тебе честно ответить?
Я кивнула.
– Когда я встретил твою маму, я прекрасно знал, чья она дочь. Все знали. Я уже рассказывал, что это не я заговорил с ней первым, она сама ко мне подошла. – Папа мягко улыбнулся воспоминанию. – Мне нечего ей предложить. Я даже не закончил старшую школу, а твоя мама была дочерью Ла Кулебры. Но сколько бы я ни говорил, что она может найти себе кого-то получше, она не слушала. А раз ее не волновало, что нам никогда не разбогатеть, то кто я такой, чтобы ее отталкивать? Я любил ее, она любила меня, а раз есть любовь – значит, будет и остальное. – Он снова прижал бутылку к моему колену. – Ты можешь добиться всего, что только захочешь. Всего, о чем ты мечтала и к чему стремилась, и я вижу, что ты это понимаешь. «Могу и буду», не забыла? И вот что я тебе скажу. Я понял, что он к тебе что-то испытывает, когда ты заявилась с ним к нам домой. Какой мужчина поедет навещать чужую семью просто из скуки? Он бы не стал проводить с тобой столько времени, если бы не хотел большего, а с моего дня рождения прошло уже несколько месяцев, Саломея. – Он приложил руку к груди. – Думай не головой, а сердцем. Я еще ни разу не видел, чтобы ты отказывалась от возможностей, которые тебе представлялись. Не начинай и сейчас.
Глава 26
– Где тренер Култи?
– Взял отпуск до конца сезона, – ответил Гарднер и отошел.
Я вытянула руки над головой, хорошенько разминая постоянно ноющие плечи, и притворилась, будто вовсе не подслушиваю разговор в десяти шагах от меня.
– Он провел с нами весь сезон, а сейчас вдруг решил уйти в отпуск?
– Не удивлена.
– А мне вот верится с трудом.
– Сэл наверняка знает, в чем дело.
– Да еще бы. Они вчера небось ночевали вместе.
Парочка сокомандниц хихикнула. Шлюхи.
– Знаете, я тут слышала, что она ходила к Кордеро и он поставил ей ультиматум: либо она его бросит, либо он ее продаст.
– Да ладно! А она что?
– Ой, не знаю, но мне кажется, они поэтому хотели вывести ее из основного состава. Я даже не знаю, что сделала бы на ее месте, если бы мне так сказали. Но Сэл вообще не отреагировала, даже бровью не повела.
– Да уж конечно. Она вообще никогда не расстраивается, совсем бесчувственная. Ни разу не видела, чтобы она плакала.
Так, главное – на них не смотреть.
– Я тоже. У нее вся жизнь вокруг футбола крутится. Она как робот какой-то.
Ну, послушала – и хватит. Пора забыть про девушек, которым я когда-то помогала – всем до единой, включая Женевьеву.
Робот. Они считали меня роботом.
Я втянула носом воздух.
Ничего страшного.
Оставалась последняя игра, и все. Пять дней тренировок, и сезон кончится.
Как там говорится? Когда жизнь преподносит лимоны, купи себе тако.
* * *
Когда чуть позже днем я подъехала к дому, на тротуаре меня встретил горный велосипед, а рядом с ним – немец. «Ауди» поблизости не наблюдалось.
– Я не знала, что ты придешь, – сказала я, выбравшись из машины. – Я уже сходила на йогу в зал, знала бы – позанималась бы с тобой дома.
Я даже не шутила. Его задница в позе собаки… ох, господи боже. В последнее время только она и могла порадовать.
Култи отряхнул упругую попку, поднявшись.
– Я всего час жду.
Будь на его месте любой другой человек, я бы решила, что
