набок, косясь на него. В простой белой футболке с галочкой, потертых приталенных джинсах и любимых черно-зеленых кроссовках он выглядел просто невероятно. От этого ситуация, которая меня волновала, страшила только сильнее.
Я сидела в машине с Райнером Култи, Королем футбола, который решил отвезти меня на финальный матч Женской лиги, и спрашивала, будет ли он любить меня, когда я не смогу больше играть. Господи боже… Почему я решила поднять эту тему именно сейчас? Я передумала. Не хочу знать.
Не хочу знать, где пролегают наши границы.
– Сэл.
Машина остановилась. За Култи в окне виднелись двери, ведущие на стадион.
– Прости, я паникую. Позже поговорим, ладно?
Он смерил меня долгим взглядом, хотя на самом деле прошла всего пара секунд, но в итоге серьезно кивнул, не дав упасть в яму, которую я сама себе вырыла.
Дыхание перехватило, нужно сосредоточиться. Руки дрожали; я не нервничала так с первой игры в молодежке. «Что бы ни случилось, жизнь продолжается», – напомнила я себе. Потом тяжело сглотнула и улыбнулась немцу.
– Пожелай мне удачи.
– Она тебе не нужна, – очень серьезно ответил он.
«Возьми себя в руки, Сэл». Соберись, соберись, соберись.
– Встретишь меня после игры? – спросила я.
– Да. – Он сказал что-то по-немецки, – кажется, «всегда», – но я не хотела сейчас об этом думать.
Коротко улыбнувшись, я выбралась из машины. А перед тем как захлопнула дверь, Култи бросил мне:
– Соберись!
* * *
Некоторые игры западают в память так, будто я не участвовала в них, а наблюдала за происходящим с трибун.
Первый тайм прошел вяло, и никто не забил. В нем не было ничего запоминающегося.
Во втором тайме задницы горели у всех. Обе команды бросили силы что на оборону, что на нападение. К тому времени, как показали четвертую желтую карточку, игра приняла жесткий оборот: одну заработала Харлоу, две – я. Мы суетились, мы потели. Мы бегали и сражались.
В последние пятнадцать минут команда забила.
И это были не мы.
После этого мы так и не смогли захватить мяч.
И мы проиграли. Вот так просто.
Взяли и проиграли.
Просто представьте, что собака съела вашу домашку. Проигрыш напоминал мне моменты, когда ты что-то печатаешь, а компьютер вдруг перезагружается сам собой. Или печешь пирог, а он не поднимается.
Наверное, говорить, что нас разгромили, было бы чересчур, но не для меня. Я была раздавлена. Опустошена.
Наблюдать, как игроки противника радостно вопят, обнимая друг друга…
Если честно, хотелось врезать им всем, а потом разрыдаться. Побеждать всегда невозможно, такова жизнь, но…
Мы проиграли.
* * *
Когда прозвучал свисток, я прижала кулаки ко лбу над бровями. Оглянулась на трибуны, откуда на поле глядели разочарованные лица. Отвернулась, не выдержав: не могла смотреть, как расстраиваются наши фанаты. Девушки из «Пайпере», разбросанные по полю, растерянно переглядывались. Они не верили в то, что произошло. И я тоже.
Сглотнув, я осознала, что играла на этом поле в последний раз.
В горле встал ком.
Я проиграла. Мы проиграли.
С трибун на меня смотрели родители. Марк с Саймоном сидели где-то в толпе. Мой немец тоже был там.
Грудь сдавило, и я заставила ноги двигаться. Они унесли меня от празднующих соперниц, которым было невдомек, какой ад творился в моей душе. Проигрыш горчил на языке и в сердце. Я пожимала руки, обнимала девушек из команды Огайо, поздравляла с победой.
Но господи, как же это непросто.
Все справляются с горем по-своему. Кто-то нуждается в утешении, кто-то злится, кто-то хочет, чтобы его какое-то время не трогали. Я относилась к последним.
Если бы только я была чуть быстрее, если бы вовремя оказалась там, где требовалось, а не вымещала злость на противнице, которая поставила мне подножку…
Я заметила Харлоу: она стояла, забросив руки за голову, там же, где ее застал конец матча, и тихо ругалась. Дженни стояла чуть дальше, обнимая плачущую сокомандницу.
Мы проиграли.
И этот проигрыш клокотал в горле.
– Сэл!
Почесав щеку, я обернулась и увидела идущую ко мне девушку из команды противника. Она была довольно молодой, быстрой и очень креативной и во время игры не отступала от меня ни на шаг. Я насилу улыбнулась ей, оттягивая погружение во вселенский траур.
– Эй, не обменяешься со мной формой? – спросила она, мило улыбнувшись.
Да, я не умела проигрывать, но совсем уж сволочью не была.
– Давай, конечно, – сказала я, стягивая футболку через голову.
– Надеюсь, ты не сочтешь меня совсем уж чудилой, – добавила она, тоже снимая футболку, – но я тебя люблю.
Я только закончила снимать потную форму, когда она это сказала, и я не удержалась от слабой улыбки.
Девушка застыла с поднятыми над головой руками и задранной футболкой.
– Я неправильно выразилась. Ты меня вдохновляешь! Я просто хотела, чтобы ты знала. Я слежу за твоей карьерой еще с твоей игры в молодежке.
Она младше меня, но точно уже не подросток. Слышать, что я ее вдохновляла… ну, это было приятно. Не умаляло злость и горечь поражения, но делало их чуть терпимее.
Ненамного.
– Большое спасибо. – Я передала ей футболку «Пай-перс». – Эй, кстати, отличная работа ногами. Не думай, что я не заметила.
Она покраснела и передала мне черно-красную форму.
– Спасибо. – Ее окликнули, и она обернулась, коротко вскинув руки. – Мне пора, но правда: отличная была игра. Давай, до следующего сезона!
До следующего сезона. Ага.
– Да, неплохо сыграли. Береги себя.
Тоска обрушилась на меня с новой силой. «Не плачь. Не плачь. Только не плачь».
Да не собиралась я плакать, блин. Я с самого детства не ревела из-за проигрыша.
– Сэл! – прорезал шум толпы папин голос.
Пару раз быстро оглядевшись под его крики смотреть «правее!», я заметила свою семью. Папа свешивался через заграждение, вцепившись в него, чтобы не упасть, и вопил мое имя, а мама с сестрой стояли сзади. Сеси явно было за него стыдно.
Шмыгнув носом, я подошла ближе, выдавив из себя улыбку, предназначенную лишь им. Другие болельщики тоже звали меня, и я помахала им, но сама спешила к родным со всех ног – хотела убраться с поля, пока не началось награждение победителей.
Ухватившись за нижнюю перекладину барьера, я подтянулась, уперлась ногами в бетонную площадку и встала, тут же оказавшись в объятиях.
– Ты сделала все, что могла, – сказал папа мне на ухо по-испански.
«Не плачь».
– Спасибо, па.
– Для меня ты всегда самый лучший игрок, – добавил он, отстраняясь на вытянутых руках. На его губах мелькнула грустная улыбка, но потом он стиснул мои плечи и состроил забавную
