только очень давно.
И, откровенно говоря, я этим вполне доволен.
Рискуя показаться самодовольным ослом, все же замечу: есть в Мидоуларке женщины, которые не прочь завести со мной интрижку – а может, и что-то посерьезнее. Местные пожилые дамы вечно сватают мне внучек или племянниц. Неужели, говорят они, не хочешь найти себе какую-нибудь милую девушку и зажить своим домом? А городские сплетницы, несомненно, голову себе ломают над тем, почему же такой милый молодой человек до сих пор один…
Терпеть не могу это словечко: «милый».
Вроде ничего плохого в нем нет – но, по моим ощущениям, и ничего хорошего. Я всегда был «милым». С друзьями, с женщинами, с незнакомцами – сначала «милый мальчик», потом «милый молодой человек».
Не хороший, не плохой – просто «милый».
Может быть, поэтому мысль о милой девушке из этого милого городка меня не привлекает. Хочется чего-то большего.
Хоть иногда я и жалею, что не умею довольствоваться «милым».
Так или иначе, холостяцкая жизнь меня вполне устраивала. Я никогда не страдал от одиночества, не стремился найти себе пару просто «чтоб было». Не было ощущения, что что-то упускаю.
Но это не вся правда.
Есть еще одна причина, в которой я вряд ли кому-то признаюсь. Очень личная. Я всегда помню о том, что собственный мозг способен выбить меня из седла.
Диагноз «клиническая депрессия» мне поставили лет пять назад. С тех пор я научился с ней жить: подобрал режим – лекарства, терапию, физическую активность, – который мне помогает. Попросту говоря, делает жизнь более или менее сносной. Поэтому же люблю рисовать – рисование прочищает мозги.
Рассуждая логически, можно сделать вывод, что я схватил быка депрессии за рога.
Но эта болезнь не подчиняется логике. Она похожа на грозу в середине июля – так же внезапна и непредсказуема. И это значит, что большую часть жизни я сижу как на иголках. Не если, а когда снова провалюсь в глубокую черную нору, а потом буду мучительно из нее выбираться.
Даже когда я счастлив, не могу не помнить о том, что рано или поздно счастье оборвется.
Откровенно говоря, это выматывает. Без толку об этом думать, все равно ничего не поделаешь – но не думать невозможно.
Вот что я имею в виду, когда говорю, что собственный мозг способен выбить меня из седла. Даже в «хорошие» периоды он не вполне мне подчиняется – вместе со мной им продолжает владеть болезнь.
Мерзкое чувство, знаете ли.
– Невероятное место! – Мягкий голос Ады вернул меня к реальности. Она стояла посреди бывшей гостиной и глядела вверх, на сводчатый потолок. – Сколько, вы сказали, оно пустует?
На Небесный дом она смотрела такими же глазами, как я – словно на ожившую мечту. Да, я хотел устроить здесь гостевое ранчо, но еще больше хотел, чтобы это место вновь обрело жизнь. Чтобы не оставалось «бывшим большим домом», постепенно ветшающим и дряхлеющим, а стало чем-то настоящим.
Ведь это часть «Ребел блю», а «Ребел блю» – часть меня.
– В новый Большой дом родители переехали незадолго до рождения брата – значит, около тридцати пяти лет назад.
– Для здания, пустующего столько лет, он в хорошей форме, – заметила Ада, проведя рукой по кухонным обоям. – Однако это значит, что нас тут могут ждать сюрпризы, и стоит быть к ним готовыми.
Улыбнувшись ее словам, я ответил:
– Главное, чтобы зверушки тут больше не попадались, ни живые, ни мертвые – со всем остальным справимся!
Ада удивленно расширила глаза. Как мне нравятся ее глаза! Темно-карие, но не однотонные – если приглядеться, в них заметны более темные и более светлые круги, будто на спиле столетнего дерева. Они почти гипнотизируют; кажется, в эти глаза можно смотреть вечно.
– Ну да, – сказал я, – еноты. Полюбили этот дом не меньше меня. Енотоборца я уже вызывал, но, возможно, тут одним визитом не обойдешься.
С губ ее сорвался смешок – не такой, как утром на кухне, и не такой, как вчера вечером в баре. Теперь, кажется, она не хотела смеяться, но удержаться не смогла.
С чего бы ей сдерживать смех?
– Енотоборец? – переспросила она.
– Ну да, Уэйн.
Ада подняла темную бровь.
– А что этот… енотоборец… делает?
– Борется с енотами, – ответил я, немного удивленный таким вопросом. Чем еще может заниматься енотоборец? – Ловит и выпускает где-нибудь подальше от жилья.
Уголок ее рта дернулся в намеке на улыбку.
– Ну да, действительно, – пробормотала она, обращаясь скорее к самой себе. – Енотоборец… – И подошла к столу с инструментами, который я заранее поставил между кухней и гостиной. – Ладно, теперь посмотрим, что нам предстоит на этой неделе.
Она достала из спасенной сумки спасенный айпад, а я подошел поближе, стараясь соблюдать рабочую дистанцию: меньше всего мне хотелось ее смущать. При моем приближении Ада напряглась; я сделал шаг назад, и она заметно расслабилась. Достала из сумки несколько листов в прозрачных файлах, перебрала, остановилась на таблице, издали напоминавшей расписание.
– Итак, завтра приезжает Эван. Предварительной расчисткой места займется он. Судя по тому, что я вижу… – она обвела взглядом помещение, над которым мы с Густом и Бруксом уже немало потрудились в последние выходные, – это не займет много времени.
– Бригада начнет работать со следующего понедельника, верно? – поинтересовался я, желая показать, что тоже зря время не тратил. Она кивнула. – Спасибо, что согласились нанять местных рабочих, – добавил я. – Мой отец, да и вся семья, очень этим довольны. Это важно для Мидоуларка.
– Рада слышать, – ответила она и на этот раз подняла на меня глаза. – Раньше я об этом не думала, но в самом деле есть смысл использовать местную экономику – особенно в таких проектах, как этот. Ведь вы, как я понимаю, не последние люди в городе. – Я кивнул; в этом она не ошиблась. – Честно говоря, до того, как вы об этом упомянули, я на эту тему не задумывалась, – но теперь понимаю, что вы правы. Всегда, когда есть возможность, лучше привлекать к проекту местную рабочую силу. Учту это на будущее.
– В таком маленьком городке, как наш, любая работа на вес золота, – заметил я.
Наконец мы встретились с ней глазами – и оба уже не могли отвести взгляд. Глаза у нее как магниты: когда она на меня не смотрит, я обшариваю взглядом ее всю, и стоит нашим взглядам соприкоснуться…
Сердце билось так сильно, что, кажется, я даже его слышал. Магнит притянул железо; что-то во мне открылось и теперь страстно стремилось навстречу ей, этой незнакомке… желало погрузиться в нее… утонуть в ней… забыться…
Я