ими в воздухе.) Тридцать метров, ну и что! Такому герою гражданской войны, как Можаренков, можно было бы и пятьдесят! Свою грудь, можно сказать, подставил, чтобы спасти хорошего человека, Алевтину Батюнину.
Кто-то в толпе мужиков и баб захохотал.
Н а с т я. Это она-то хорошая! Обобрала весь поселок, а он ее грудью закрыл!
Ш и ш л о в. Тише!
П е р в а я б а б а. Теперь она к тебе, Шишлов, жмется! Известно, выгоду ищет!
Ш и ш л о в. Вся ее выгода — работать день и ночь!
Н а с т я. Как она днем работает — это мы видим, а вот ночью.
Толпа хохочет.
Ш и ш л о в. Стыдно, товарищи! Больно слушать вас… Да как вы смеете оскорблять человека по одним только дурным догадкам?! Вот люди, а! Может, устали? (Громко.) Перекур!
В е р х о р у б. Отдохнуть — оно не мешает… Все ж каменоломня-то, карьер, как-никак, отсюда две версты.
П е р в ы й м у ж и к (с благодушным смехом). Мы уж такие стали прозрачные, что только в рай и годимся!
Ш и ш л о в. Братцы, да я же — за вас… Я всех вас люблю!
Н а с т я. Полюбил волк кобылу, оставил хвост да гриву!
В е р х о р у б. Ой, Настя, у тебя-то, кроме хвоста, много чего осталось!..
Н а с т я. Не трожь! Не твое, папкино-мамкино!
П е р в ы й м у ж и к (свертывая «козью ножку»). Дотянем ли до твоего рая-то?
Ш и ш л о в. Дотянем! Земля быстрей вертится — я земную ось дегтем смазал.
Толпа хохочет.
Вы мне покажите такую карту, где встретишь поселок Птюнька! Нигде нет. А станет он на весь свет знаменитым. (Оркестру.) Музыка!.. Танцуйте, товарищи.
В е р х о р у б. Айда, Настя!
Все танцуют.
Ш и ш л о в. Павел Николаевич! (Подходит к Фрязину.) Видите, люди работают с душой, но устают. Пришлите-ка вы сюда десяток-полтора своих рабочих с фабрики.
Ф р я з и н. Извините, дать рабочих я не могу. Срочный заказ. От государственной организации.
Ш и ш л о в. Значит, процветаем, Павел Николаевич?
Ф р я з и н. Какое там процветание! Заказ дали, а гоним одни каркасы для стульев, кресел, диванов. Обивки нет! Требую — не шлют. Также и фурнитура, гвозди всякие, скобки, шурупы, крепления. Требую, требую, требую, пишу, звоню… Опять-таки не шлют. Или с запозданием на два-три месяца. Я ничего не имею против государственной промышленности! Хотите меня задушить?! Нате, пожалуйста, душите. Только не рвите по ниточкам мои нервы. До революции у меня было несколько мебельных фабрик. Если мне не вовремя пришла фурнитура или, скажем, не доставили ткань, обивочный материал, я мог разорить предприятие, которое проявило это безобразие! По судам мог затаскать. А теперь… Вы думаете, сами государственные предприятия лучше меж собой кооперируются?
Ш и ш л о в. Вы хотели бы вернуться на капиталистические рельсы, Павел Николаевич?
Ф р я з и н (машет руками). Да что вы, батенька! Рельсы… Дожить бы дни свои.
Ш и ш л о в. Как дожить! В своей, простите, берлоге или вместе с обществом? Я ведь к чему это: все же вы дайте людей, Павел Николаевич. Я хочу, чтобы энтузиазм не остывал, чтобы штурмом… Вывезти весь камень из карьера на площадь для памятника, понимаете?
Ф р я з и н. Я уже вам сказал, дать рабочих я никак не могу.
Ш и ш л о в. А фабрику вы иметь хотите?
Ф р я з и н. Какую? Я имею свою фабрику. И больше ни о каких фабриках не мечтаю.
Ш и ш л о в. Вы полагаете, что фабрика надолго останется за вами? А ваши плутни с налогами государству? (Вынимает из своей сумки документы.) Все заактировано. Вы наскребли каким-то образом необходимые деньги, вывернулись. И я не отправил тогда эти документы по инстанциям. Пожалел.
Ф р я з и н. Благодарю вас, сердечно благодарю, Иван Лукьянович.
Ш и ш л о в. Представьте, если бы на моем месте был какой-нибудь сухарь, человек «от» и «до». Он стер бы вас в порошок и смахнул со своей ладони, развеял по ветру. Все, как говорится, аудиенция закончена. Идите и договаривайтесь со своими рабочими.
Ф р я з и н уходит вместе с А г а ф ь е й Ю р ь е в н о й.
А л я (подходит к Шишлову). Ты не находишь, Иван, что весь этот энтузиазм жителей дутый, казенный?
Ш и ш л о в (огорчен). Нет! Я жизнь на это кладу, а ты — дутый… Нет, нет!.. Для всех жителей это — праздник!
А л я. Я обязана Можаренкову жизнью, и все-таки… Ты задумал что-то, прости меня, вздорное.
Ш и ш л о в. Энтузиазм можно и еще взбодрить! А потом скульптор подымется на леса… Вспомни, что говорил великий француз Роден? Отсечь все лишнее… Монумент будет величественный, грандиозный! Как бы вырастет из земли и подымется к небу своим гордым лицом… Возвысится среди деревьев нового парка. Вид!.. Тебе тоже думается, что он слишком велик — тридцать метров? Величие всегда кажется несколько уродливым, если скептически смотреть со стороны. Но если вникнуть?.. В будущем человечество ничем не сможет отплатить своим героям, кроме как славой.
А л я. Ты разговариваешь со мной, как с толпой. Вообще это смешно — митинговать перед одним человеком…
Ш и ш л о в. Да? Разогнался. Но послушай… Ты здесь готовишь землю — для будущего. А я? Для того же стараюсь! Общее дело.
А л я. Не перестарайся, Ванечка. Умен не тот, кто за всех думает, а тот, кто заставляет думать всех.
Ш и ш л о в. Как же мне силы размерить?! Пойми… Случилось самое великое для человечества событие… Прошло всего лишь пять лет, можно сказать, молодость революции, а что мы видим? Те же торгаши — явные и тайные. Те же чиновники, только не господа, а товарищи. Люди сплошь да рядом обманывают друг друга, пьют, развратничают. Ловчат — подстраиваются к новым порядкам. А подстраиваются, так от этого — ложь.
А л я. В этом ты прав. Из всех щелей старье лезет! Не так-то просто «отряхнуть его прах с наших ног…» Да и как стряхивать?
Возле Шишлова и Али остановилась С а д о ф ь е в а, слушает их спор.
Вот ты вывесил кумачовый лозунг: «Даешь рай на земле немедленно!» Рай — это что, по-твоему? Счастье?
С а д о ф ь е в а. Знаете, как это называется? Левацкие загибы. (Проходит.)
Ш и ш л о в. Для меня счастье — дело! Тем более что ты пересекла мне все пути к другим сторонам счастья.
А л я. Я не могу себе приказать…
Ш и ш л о в. Запомни: никто тебя не будет так любить, как люблю тебя я. И еще хочу тебе сказать: все, что я сейчас делаю, я делаю не только для всех, для будущего… Можаренков ведь погиб, чтобы ты жила. Этот памятник не только ему, но в честь тебя. В честь того, что ты живешь, — от меня этот монумент. Ты — все для меня…
А л я. Иван… Бедняга ты мой…
Ш и ш л о в. Я самый богатый! Иногда мечтаю… Если бы мне удалось создать мировую республику, я сделал бы такой герб: мужчина на поднятых высоко руках несет женщину… (Увидел Сергея Варфоломеевича.) Вот кто мне нужен… Сергей Варфоломеевич! Вы замечали, сколько солнца вокруг, но как мало его в людях? Солнце светит будто бы зря. А нельзя ли сконструировать такой прибор — преобразователь солнечного света в радостную энергию души?
С е р г е й
