других людей тем, что носят навахи» (Эстремадура); «Если вы застанете их в плохом настроении, они могут схватить наваху» (Кастилия); «Среди цыган есть хорошие люди, но есть и такие, кто сразу хватается за наваху» (Эстремадура); «Они могут достать наваху и убить вас — ваша жизнь для них ничего не стоит» (мальчик 14 лет, Каталония); «Часто они пускают в ход навахи и сражаются между собой и с другими» (мальчик 13 лет, Мадрид)[90].
В странах, где веками существовали культуры ножа и чести, — в Испании, Италии — сегодня уже почти не помнят, да и не очень любят и хотят вспоминать эти, с их точки зрения, позорные и чёрные страницы своей истории. Так, например, в Южной Италии сохранившиеся школы ножа стали осторожно выходить из тени буквально пару лет назад.
Ещё не так давно, собирая материалы для первой книги, я сталкивался с нежеланием информантов из регионов бытования ножевых культур обсуждать эту табуированную тему и даже, несмотря на явные абсурдность и нелогичность, с попытками отрицать очевидный факт многовекового существования подобной традиции. Более того, сегодня в этих странах существует ярко выраженная ревизионистская тенденция — отчётливо прослеживаются попытки пересмотреть прошлое, исходя из новых нравственных парадигм. Образ человека с ножом — человека чести, отчаянного, агрессивного и безжалостного, готового убить и умереть за свои моральные принципы, уже не актуален, не вписывается в новую картину мира и бесконечно далёк от новомодных культурных мейнстримов и современных нравственных установок, претерпевших за это столетие драматические изменения.
Но если в регионах, где на протяжении веков существовали развитые ножевые культуры, сегодня всеми правдами и неправдами стараются максимально дистанцироваться от всего, что может напоминать об их кровавом прошлом, то в некоторых странах, где никогда не было ни этой культуры, ни подобных традиций, как бы странно и нелогично это ни звучало, отчаянно пытаются эти традиции придумать. Во «Все-…
… отсутствуют страницы 48 и 49…
И как я уже неоднократно замечал, ножевые культуры не могли существовать незамеченными — они всегда оставляли яркий след в законах, традициях обычаях, культуре, искусстве и фольклоре. На протяжении веков поединки на ножах воспевали испанские писатели, поэты, художники. Их высмеивали сатирики, памфлетисты и карикатуристы. Их бичевали испанские политики и журналисты и осуждали иностранные путешественники.
Рис. 51. «Профессор» навахи обучает мальчика искусству владения ножом. Испанский лубок, втор. пол. XIX в.
Изображения народных дуэлей мы можем увидеть на сотнях картин, гравюр, литографий, дагеротипов и фотографий. Даже сказочные зверюшки — герои волшебных детских книжек для самых маленьких изображены с навахами за поясом. Так, например, во многих странах Европы с XV по начало XX века был распространён такой популярный в народе вид графики, как лубок, или потешные картинки — максимально упрощённые изображения с короткими подписями. Предтеча современных комиксов, агитационных листовок и пропагандистских плакатов. Иногда их раскрашивали от руки, но чаще оставляли чёрно-белыми. Сюжеты не отличались многообразием, и в любой европейской стране, от Германии до России, можно было встретить набор из одних и тех же типов лубка: сказочных, праздничных, философских, духовно-религиозных и т. д. Был свой лубок, известный как «аллилуйя», и в Испании. Под традиционно схематичными картинками — гравюрами, или литографиями, стояли подписи-двустишия. Примерно со второй половины XVIII века в испанском лубке начинают преобладать нравственно-поучительные сюжеты с морализаторскими текстами, бичующими всевозможные человеческие и общественные пороки — пьянство, азартные игры, беспутную жизнь. И практически в каждой подобной «аллилуйе» можно встретить сцены поединков на ножах с самыми драматичными последствиями. Картинки последовательно и наглядно демонстрируют все ужасы ожидающие несчастного, посмевшего выйти на дуэльную площадку с навахой в руке — нравственное и социальное падение, дружба с отбросами общества, арест, тюрьма или каторга и закономерный финал — эшафот с гарротой.
Рис. 52. Таборный «маэстро» обучает цыганских детей владению навахой. Кадр из кинофильма «Колдовская любовь». Режиссёр К. Саура, 1986 г.
Рис. 53. Игрушечные навахи, 1970-80-е гг.
Рис. 54. Ф. Айерса. Дуэль. Эстансия Сан Хуан (Аргентина), 1891 г.
Некоторые испанские оружейники из традиционных регионов ножевого производства, таких, например, как Альбасете, считают, что кровавая репутация бандитского ножа плохо влияет на имидж навахи, а следовательно, и на продажи. В 2009 году в Музее ножевого промысла в Альбасете была представлена книга «Navaja! Temido acero. Criminalization de una herramienta» — «Наваха! Грозная сталь. Криминализация инструмента»[91]. В этой работе её автор Луис Мигель МартинесГомес Симон — сын прославленного альбасетского оружейника Франсиско Мартинес-Гомес Саэса горячо отстаивает честь навахи, убеждая читателя, что этот нож всегда представлял собой исключительно безобидный бытовой инструмент крестьянина, а вовсе не инфернальное орудие смерти и архетип бандитского оружия. Однако я считаю, что опасения сеньора Мартинеса-Гомеса и других альбасетских мастеров напрасны и беспочвенны, так как зловещий и романтический флёр, окружающий наваху, лишь подогревает интерес к этому легендарному ножу.
Сегодня, как и сто лет назад, детей из цыганских кланов владению навахой традиционно обучают члены семьи — отец, брат, дядя или же боец из диаспоры с опытом уличных столкновений. Если в нашей культуре во дворах многоэтажек отцы учили детей играть в хоккей или футбол, то в патио Андалусии, Валенсии, Апулии или Калабрии они давали сыновьям уроки владения ножом. Именно этот фактор — массовая и системная передача навыков служит одной из основных гарантий выживания и преемственности традиции.
Рис. 55. Уличный поединок на навахах. Испанская карикатура, 1885 г.
В конце 1970-х на экраны страны вышел сериал о прославленном разбойнике XIX века Курро Хименесе, и вскоре все испанские магазины игрушек были завалены пластмассовыми реалистичными копиями навах героев сериала. На каждом углу детишки в банданах, намотав на руку курточки, отчаянно сражались на игрушечных ножах.
В 1980-х интерес к изучению традиционных техник владения ножом в Средиземноморье стал угасать — мальчишки не хотели тратить время на какие-то нелепые дедовские обычаи и предпочитали заниматься карате, кунг-фу, айкидо и другими вошедшими тогда в моду и активно продвигаемыми массовой культурой азиатскими единоборствами. Помощь пришла с самой неожиданной стороны. В последние десятилетия улицы средиземноморских городов заполонили иммигранты из бывших колоний — из Марокко и других стран Северной Африки, а также выходцы из Восточной Европы и особенно с Балкан — албанцы и румыны, которые практически никогда не расстаются с ножами. Как когда-то, в конце XIX столетия, итальянские переселенцы, прибывшие
