Гору Титано и стоявший на ней замок Титус определил недалеко от морского берега. А на берегу вырос город Сан-Марино на десять тысяч жителей – богатый торговый порт, куда раз в неделю съезжаются на ярмарку купцы из всех крупных городов побережья… Шести… Нет, лучше пяти… Каждый управляется собственным сеньором – но подчиняется тот, конечно же, наследнику Сан-Маринскому. Все вместе называется это… Союз… Союз прибрежных городов! А что, кажется, неплохо. Хотя… Может, все переписать заново? Сделать этот мир совсем не похожим на земной? А то с первого захода как-то скучновато выходит… Наследник схватил лист бумаги и попробовал его разорвать. Тот загремел, словно жестяной, и даже не согнулся.
«Во дела! – с содроганием подумал Титус. – Действительно, топором не вырубишь».
Пролетела еще пара часов, может, больше. Он корпел над бумагой, лишь изредка отрывая глаза от строчек и рисунков. В один из таких моментов Титус внезапно осознал, что вот-вот наступят сумерки. Мысль эта поразила его. Натянув по-быстрому ботинки и даже не завязав шнурки, он стремглав выскочил из комнаты и со всех ног побежал на смотровую площадку, пытаясь опередить заходящее солнце. Где-то на полпути, в одном из полутемных переходов, остановился как вкопанный, а потом закричал дурным голосом:
– Мюллер! Мюллер! Монету! Быстрее!
Титус не сомневался, что будет услышан. И действительно, вскоре за спиной послышалось тяжелое дыхание слуги.
– Вот, сир, – сказал он, с усмешкой отсчитывая Титусу три золотые монеты с профилем наследника. – Даю сразу про запас. Вы ведь теперь часто бегать туда будете? Я же говорил – начинать трудно, а потом как по маслу пойдет… Только осторожней, не поскользнитесь на лестнице, ради всего святого….
Но Титус был уже далеко и не слышал старика. Через минуту, распутав хитрые сплетения коридоров замка, он выскочил на улицу и начал карабкаться в гору с такой быстротой, словно за ним гналась свора собак. Рука крепко сжимала ребристые монеты, а в голове стучала одна-единственная мысль: а вдруг и вправду сбылось все, о чем написал?
«Двести семьдесят пять, двести семьдесят шесть, двести семьдесят…» – считал про себя Титус ступеньки башни, хотя на этот раз бесконечная лестница давалась ему несравнимо легче. Вот он уже стоит в одной рубашке на пронизывающем ветру в самой высокой точке герцогства Сан-Маринского и дрожащей рукой пытается засунуть монету в подзорную трубу… Вот раздался легкий щелчок, и его глаз, широко раскрытый от нетерпения и волнения, прильнул к окуляру…
Хотя Титус уже не сомневался в том, что перо действительно необычное, с какими-то загадочными, необъяснимыми наукой свойствами, увиденное сразило его наповал. «Все, все совпадает! Море, башни города, даже, кажется, крохотный корабль в гавани…» – как в горячке шептал он, лихорадочно обводя подзорной трубой горизонт и обнаруживая там и здесь, что мир заметно преобразился. Оторвавшись наконец от окуляра, почувствовал себя так, словно, жестоко мучимый жарой и жаждой, залез в холодный, чистый источник и пил, пил, чувствуя, что ни в чем другом, а только в этой безумно вкусной воде и есть настоящая истина жизни… Его начала бить мелкая дрожь, лоб стал горячим, во рту, несмотря на мысли о воде, пересохло так, что небо давило на язык. Не головой, а чем-то еще наследник наконец осознал, чем именно одарил его Архивариус.
ТЕПЕРЬ ОН МОЖЕТ ВСЁ.
Обессиленный попыткой осмыслить это открытие, вместить его в себя, Титус сполз по холодной металлической треноге и уткнулся носом в шершавую плиту. Так он пролежал, наверное, с полчаса. Сверху начал накрапывать легкий дождик, но наследник даже не шелохнулся. Боялся опять посмотреть вокруг и еще раз убедиться в могуществе пера. Его пера. Потом откуда-то сверху, словно через туман, к нему прорвался голос Мюллера:
– Вы бы встали, сударь. Хоть вы теперь и того… но заболеть все равно можете.
Что-то теплое и большое накрыло Титуса со спины. Одеяло. Сразу стало легче. Но не от одеяла, а от того, что рядом был еще кто-то, с кем можно обсудить последние события в своей жизни.
– Спасибо, Мюллер, – слабо простонал Титус, медленно, как после тяжелого удара по голове, поднимаясь на ноги. – Я… я не могу понять… Я никто, Мюллер. Я просто человек! Обыкновенный человек из мяса и костей, которых через полсотни лет не будет и в помине… Почему меня привезли сюда? Дали… эту штуку? С ней же можно весь мир перевернуть, Мюллер… Что мне с этим надо делать? Я ничего не понимаю, Мюллер, ничего не понимаю…
Титус жаловался и стенал всю обратную дорогу, пока старый слуга, бережно обняв наследника Сан-Маринского за плечи, вел его по скользкой каменной лестнице вниз.
– Ладно, ладно вам, сударь, – хрипло дышал Титусу в ухо Мюллер вместо ответа. – Вы скоро привыкните. К этому быстро привыкают.
Мюллер оказался прав. После то ли обеда, то ли ужина, который Титус провел в полном одиночестве в огромной зале, его опять как магнитом потянуло к столу, где он бросил, оборвав рукопись на полуслове диковинной закорючкой, свое драгоценное перо. Наследник писал до самой ночи, торопясь закончить первую, вступительную главу рукописи именно сегодня. Слова стремительно вылетали из-под пера и разбегались по белой странице. Дрожь в коленях и головокружение уже не беспокоили его. Титус знал наверняка – как он напишет, так оно и случится.
6. Брат его высочества
Прошло всего несколько дней, и жизнь в герцогстве Сан-Маринском полностью преобразилась. Перо писало, чернила ложились на бумагу, высыхали и неизменно превращались в людей, предметы или фантастические, один невообразимее другого закаты: череда голубого, алого и золотого, растворенная в фигурных, причудливых облаках.
– Да вы, сир, просто художник, а не писатель! – без тени лести сказал как-то вечером Мюллер, собирая с рабочего стола наследника многочисленные грязные чашки из-под чая и случайно заглядевшись в окно.
На западе, где остывшее до сочного багрового оттенка солнце уже почти скатилось за горизонт, красовался уходящий в бесконечность ряд венчающих одна другую воздушных арок, собранных из легких перистых облаков и подкрашенных закатом в темно-лиловый цвет. В самом конце этой небесной аллеи сиял серебристый, необыкновенно тонкий месяц. А вокруг, на синеватом еще небе, загорались редкой россыпью первые звезды.
– Спасибо, старина, – так же искренне ответил Титус, с удовольствием рассматривая из-за спины слуги очередное, придуманное час назад творение. – Будь так добр, отнеси вот эти книги в библиотеку. Я их уже, э-э-э… прочитал.
Последнее наследник произнес, широко зевнув и рассеянно кивая при том на стопку приключенческих романов и старых летописей, изученных им за последние дни. Титус часами штудировал
