потоки любви, переливающиеся всеми чувствами.
Глаза возлюбленного наполнились слезами, когда возлюбленная пела песни о любви. Их история, став красными отблесками ночника, снова заиграла на их лицах и мягко всколыхнула красивую мелодию. Нежное завершение любви Анвара и Чанды, которое не приносит никаких страданий, как и любая история вечной любви.
Удивительное зрелище. Глаза у обоих полуприкрыты, и пение, разрушающее границы, созданные столетия назад. Что-то бесценное возвращалось к ним обоим. Что случилось, и то, чего не должно было произойти, и то, что обернулось добром, несмотря на злые времена, – все это окружало их еле заметным печальным стрекотанием. Глаза приоткрылись, дрогнула улыбка, слегка приподнялась рука. Прощение. Случилось не по нашей вине, но то, что происходит, происходит с нами, прощение. Вся история мира и собственные переживания уместились в одно слово. Это все, что было, это все, что есть, и это все истории любви, которым суждено сгинуть в безумном урагане. И сгущающийся туман Хайбера, и зима, и резкая боль его остроконечных вершин. Бесконечность. Это надежда, эта жажда и их конец.
Душа у птиц захлюпала. Куропатка научилась плакать. Родившаяся тогда дружба могла стать хрестоматийным примером.
Обе птицы вместе наблюдали, как ворвался Али Анвар и велел Маме уходить, как она встала, вышла, а потом раздался выстрел, и она, взлетев, с достоинством приземлилась. Обе пришли в восхищение и решили, что хотят умереть только так и не иначе, откуда бы пуля ни прилетела.
Захваченные любовной историей Чанды и Анвара, друзья кружили в небе и продолжали разговаривать о них. Коува знал много всего, чего не знали даже люди, и он рассказывал об этом своей подруге.
– Ой, и тогда тоже так было, – засмеялась куропатка. Но, дойдя до конца предложения, расплакалась.
Она была под таким впечатлением, что решила однажды тоже слетать на ту сторону границы, чтобы посмотреть на людей, которые туда добрались и там остались.
– А еще посмотри, – поддержал ее Коува, – на всех тех, кто живет наполовину здесь и наполовину – там, а их границы испаряются, когда с обеих сторон виднеется одно небо.
Но тут их дружбу ждал конец. Гаруда не смог спасти попугая, а Коува – куропатку. Она не привыкла летать так долго и так высоко, да и было ей уже около шести лет. Ну вот и представьте, только они пересекли освещаемую луной расщелину на границе, как раздался хлопок: то ли выстрел ружья, то ли сердце разорвалось, и птица рухнула.
Коува подхватил ее на лету и, выполняя их уговор о том, что, когда один умрет, второй не даст ему позорно упасть лицом вниз, донес ее в клюве до ее любимой горы и нежно уложил лицом вверх туда, откуда открывался великолепный вид.
Откуда бы пуля ни прилетела, куропатка и Мама улеглись, полные достоинства.
33
– Нет, мы не убивали, – говорили Коува и Али Анвар.
Больше себе, чем своим внукам и правнукам, которых эти истории не особо-то интересовали. В их время технический прогресс достиг таких высот, что все вокруг происходило с ускорением. Куча всевозможных приспособлений – стоит только уцепиться за них, и ты уже летишь. Метро, самолеты, вертолеты. Некоторым воронам даже удалось полетать на «Конкорде». А благодаря видеоиграм можно, сидя в закрытой комнате, путешествовать по галактике и расправляться с пришельцами и чужаками нажатием одной кнопки, только что был за облаками, а в следующее мгновение – на дне океана. Раньше, чтобы ощутить дуновение ветра на своем лице, нужно было попотеть: скорее беги, лети, не в силах отдышаться, а теперь машина заботливо усаживает тебя, и ты уже наслаждаешься легким бризом.
Хоть дети и не слушали, но, когда тяжесть вины становилась невыносимой, те двое, став уже почтенными дедами, продолжали повторять: «Нет, правда, мы не убивали». Коува стучал себе по лбу и все терзался, как же мог он забыть, что не все могут летать, как он, а пули в Хайбере, как он видел сам, – просто детская забава.
Все, что нужно было сказать Али Анвару, это то, что он в нее не стрелял. До него долетели слухи, что какой-то вор сбежал из тюрьмы, и, когда в проснувшемся Хайбере начался переполох, чтобы его не заподозрили в соучастии, он выстрелил. Он хотел забыть о том, что сделал, и поэтому забыл. Но продолжал бормотать себе под нос: «Я выстрелил после того, как в нее попала пуля, в воздух, чтобы выглядело, как будто я знаю, что она сбежала, и я преследую ее». И начал корить себя за все остальное. Почему позволил им встретиться, хотя знал об опасности? Почему задремал на веранде? Ведь если бы на полчаса раньше отправил гостью обратно в тюрьму, никто ничего и не узнал бы. Но начало светать, и он услышал, как патрульные вышли на обход, а дальше все расплескалось вокруг, как райта[201].
И Коува, и Али Анвар раскаивались, что подвергли покойных такой опасности. История была настолько запутанной-перепутанной – разве расскажешь кому? Людям и в голову не приходит, что рассказчику нужно дать рассказать – рассказывая, он распутывает узел внутри себя, и только тогда что-то может проясниться. А люди, не успев послушать, начинают закатывать глаза, спорить, наставлять. Тогда в качестве слушателей они выбрали детей своих детей, которые были невинны и верили в их невиновность.
Коува задавался философским вопросом: «Да, куропатка была немолода и не привыкла летать столько, сколько я, можете сказать, что в ее разорванных легких повинна моя глупость или тупость, или то, что, будучи взрослым, я вел себя, как ребенок, но скажите вот что: разве на излете жизни желания должны умереть? Если в этом возрасте кто-то загорится мечтой путешествовать по миру, или захочет выучить какой-то язык, или вознамерится освоить кулинарное искусство или любое другое, его нужно осадить, мол, что толку-то теперь? Или нужно уважать его желания? Даже если от этого может прерваться его дыхание и прервется? Будет ли спать спокойно?» От этих размышлений у Коувы защемило сердце: «Да, если бы добрались до Старшего, и она смогла бы увидеть уцелевшие там леса и рощи, а потом умерла, сейчас бы не было этих вздохов сожаления». Потом он стал утешать себя: «Но я смог выполнить ее желание и не дал упасть лицом вниз – она спускалась, как королева, и лежала под небесами, полная достоинства. Точь-в-точь как Мама, когда прилетела пуля…»
На этом месте оба деда расправляют свои крылья, а их внуки и правнуки прекращают свои игры и собираются вокруг них. С удивлением дослушивают
