историю до конца, а самые маленькие непроизвольно вытягивают руки и крылья, как будто хотят стать вертолетом, резко подпрыгивают вверх, а потом, как в замедленной съемке, планируют вниз с королевским достоинством и довольной улыбкой, глаза гордо устремлены ввысь, руки обнимают небо, медленно приземляются на спину и, когда касаются поверхности, перепрыгивают невидимую границу – дети ложатся на другой стороне.
Дети встают и возвращаются к своим повседневным играм. Коува и Али Анвар остаются одни со своими мыслями. Коува думает: «Как бы то ни было, я все рассказал Старшему, и с годами он стал выглядеть спокойнее». Это было правдой. Увидев Коуву, Старший действительно обрадовался, как будто обрел поддержку в старости. Однажды, пока никто не видел, он слегка погладил его по шее. «Кар-кар!» – удивленно прокричал тот. «Устал?» – спросил Старший заботливо. Как будто знал, что тот прилетел издалека. В новой пластиковой чашке принес ему воды. И Коува попил из его рук. С годами дружба крепчала, и теперь они играли со старым теннисным мячом. Старший катал мяч из стороны в сторону, а Коува толкал его клювом. Когда Коува уставал, он останавливался и, каркая, читал Старшему лекцию о разных техниках удара ногой. «Только одно желание осталось у меня, – говорил Коува, широко раскрыв клюв. – Один раз, всего один раз я хотел сделать кик, не крылом, а вот этой лапой. Но все поймут неправильно».
«В этом-то и дело, – сказал Али Анвар. – Все поймут неправильно. Один раз, всего один раз я хотел дотронуться до нее. Но все поймут неправильно. Она была настолько перепугана и все кричала: «Что происходит? Как так спала и ничего не знала?», что мне ужасно хотелось положить руку ей на плечо. Но все поймут неправильно. Я рассказал ей все, не глядя в глаза, и попросил собрать вещи, а когда через час вернулся туда, она была одна, все клумбы были по-варварски разгром-лены-разрыты, и она с фальшивой улыбкой победителя подбрасывала вверх куски выдранных растений. Мне показалось, я понял почему. Ее мир был выдран с корнями. Но я не смог протянуть руку. Я сам отвез ее в аэропорт, чтобы в целости и сохранности отправить домой. В ее глазах была такая пустота, когда она повернулась, чтобы уйти навсегда. Мне так хотелось протянуть руку и положить ей на голову, но я не смог. Как жаль. Как жаль».
Али Анвар вспоминал ту Дочь той Матери.
Эпилог
За столетия дверь привыкла слышать пререкательства. Она оставалась непоколебимой. Что десять-двенадцать лет могут сделать против вековой сноровки? Может, двенадцать или пятнадцать-шестнадцать, к чему считать? Но дверь твердо стояла на своем месте. Когда придет время тронуться в путь, она тронется, в новом обличии, позволив вбить в себя новые гвозди и таща за собой стены. Сейчас ее место было здесь. В квартире, доставшейся после выхода на пенсию.
Дверь оставалась открытой, но ее пытались закрыть. Или так: дверь начали закрывать, но Старший ее открывал.
Недавно квартиры по соседству обокрали. Закрытый жилой комплекс, со всех сторон огороженный стенами с колючей проволокой, на входе охранники, которые записывают посетителей в журнал и следят за тем, чтобы машины, не принадлежащие жителям, парковались снаружи, и еще много чего, и во всех углах камеры CCTV, которые передают изображение на мониторы на пропускном пункте, – если уж здесь случилась кража, о какой безопасности вообще можно говорить? И не в одном доме, а в пяти. На лицах были маски, так что камеры не помогли, на руках – перчатки, так что никаких отпечатков пальцев, дома – полно ценных вещей, так что сами навлекли беду.
Невестка и Сушила закрывали дверь, а Старший гнул свое – открывал. Как будто хотел выпустить ее из тюрьмы. Тайком. Когда жена говорила ему о кражах, он отвечал, что обокрали те дома, в которых двери были закрыты и на них висел замок. Один милый человек имел обыкновение вешать на дверь замок и пробирался в дом через ванную комнату, и если кто-то хотел зайти в гости к нему и пропустить стаканчик-другой, он натыкался на замок. И вот он, в одиночестве выпив, мирно спал, а воры, расценив висевший замок как приглашение, обчистили дом. Только в одном доме воров ждал крах. В доме учителя. Там все было завалено книгами, а в холодильнике, кто знает, сколько веков валялись овощи: картошка, горлянка, кокциния, а еще, кто знает, сколько веков назад приготовленные блюда и тарелка с нетронутым машем и урдом, которые успели прорасти. Как только вор открыл холодильник, оттуда вырвались плотные зеленые облака, за ними показались зелено-сине-желто-черные джунгли, а переплетенные корни и ветви все продолжали расти и готовились – стоит только выпустить – подмять под себя весь дом. Вор в ужасе отскочил и продолжал с удивлением разглядывать эту диковинную картину. Когда он позвал товарища, тот прошептал: «Похоже на какой-то космический мираж». Вор сначала мерзко выругался, а потом достал бумагу и ручку, коих тут было в избытке, и написал: «Чувак, бросай свою вшивую работенку и присоединяйся к нам». И, прижав записку магнитами, повесил ее на холодильник так, чтобы сразу бросалась в глаза.
В общем, кражу провоцировали закрытые двери, а не открытая, и у Старшего появилась новая цель: другие закрывают, а он раз за разом освобождает дверь. Когда он начал делать это по ночам, его жена тоже стала вставать, а вслед за ней – Сид со своей женой.
У каждого есть свои собственные, особые провода. Они идут в самое сердце и соединяют его с остальным миром. Домашние были заняты своими делами и двигались по своей привычной орбите. Но, кроме родственных, есть и другие связи, бывает, и более близкие. Что до остального, кто знает, сколько людей, живя под одной крышей, в одних стенах и за одной дверью, бесконечно отдаляются друг от друга? В конце концов, не все обязаны публично разводиться. То есть все родственники были на месте, но здесь были и другие домашние: дверь, окно, Коува, благодаря которым ощущается мрение жизни, а если тебе перевалило за семьдесят, еще и появляются новые смыслы, приправленные любовью.
Старший намертво стоял на своем: дверь будет свободна. И вел себя так, как будто при закрытой двери их неминуемо ждут кражи и прочие несчастья. Еще у него был такой обычай: когда к ним приходил внук Сушилы, чтобы починить кондиционер, или почистить кулер, или починить всякую мелочь по дому: прибить там,
