подкрутить здесь, он наблюдал, как тот подбирает мелкие деньги – где монеты, где одну или десять рупий, разбросанные по дому Сидом. Старший ничего не говорил, но это было дело принципа, и он отправлял внука Сушилы по какому-то делу. Срочно. Чтобы не успел захватить свою сумку. И как только он выходил из дома, Старший доставал из сумки кошелек и возвращал половину награбленного на место. Да, можно было закрыть глаза, ведь он бедный, ну взял немного – и взял, но раз украл – не дай унести. И то и другое справедливо.
Насколько жена Старшего, его сын и новая невестка были кровными врагами двери, настолько он был ее закадычным другом. Теперь его частенько видели с тряпкой в руках: он окунал ее в очередное чистящее средство и сантиметр за сантиметром начищал дверь до блеска.
– Не дверь, а сокровищница, полная алмазов, – подтрунивал Сид.
– Сокровищница внутри, и такими стараниями скоро ее не будет, – говорила Невестка, фыркая и пыхтя от негодования.
Но теперь препирались не из-за открытой или закрытой двери. Теперь происходило воссоединение семьи – спустя три года вернулся Заморский сын и привез свою жену, с которой он познакомился в Австралии.
Сыновья не особо разговаривали друг с другом, а вот между их женами за пивом завязалась беседа о том, что у мамы диабет и артрит и что несколько дней назад она встала ночью и упала, а из-за шума кондиционера никто не услышал, ее муж громогласно зевает, бродит по ночам, включает свет, и спать с ним совершенно невозможно. Сейчас отделалась царапинами – постучи по дереву, – а не дай бог что случись, в ее состоянии с переломом хлопот не оберешься. И все такое прочее и всякие тревоги. Нужно нанять ночную сиделку, пусть следит, чтобы не упала и не переломала чего. Сушила не может приходить по ночам. Заморская жена согласилась, что это очень хорошая идея.
– Но стоит очень дорого, – сказала жена Сида.
– Мы можем разделить на всех, – сказала заморская жена.
На что жена Сида, гордившаяся своей прямолинейностью, ответила:
– Мы делаем все, неужели вы не можете хоть что-то взять на себя?
После этого радость воссоединения начала блекнуть с каждым днем, и кто-то обязательно шикал на другого, кто-то призывал сменить тему, кто-то говорил: «Подумай о расходах», и в конце концов все стали отчитываться о потраченных деньгах, ведь людей, живущих за границей, считают курицами, несущими золотые яйца. Да, там больше зарабатывают, но и расходов больше, здесь вся семья, а кто поддержит нас там в старости? Нам и об этом надо позаботиться. Каждый раз, приезжая, привозим дорогущие подарки, а когда он работал здесь, оставил счет, на котором были приличные сбережения, мол, пользуйтесь, когда понадобится, и все разлетелось на то и на это, а ведь было отложено на такие вот времена, где нам теперь взять еще?
– Все скинутся поровну – и никаких проблем, – настаивали заморские.
– Раз поровну, – прикинули здешние, – тогда хорошо бы вам вложиться и в то, что мы тут делаем одни, стоило только заикнуться хоть о какой-то помощи, как вы вспомнили про равные обязанности.
– Да замолчи, хватит! – вмешался кто-то.
– Почему это замолчи? Почему хватит? – ответили другие.
И тут же полетели упреки:
– Вот такая уж наша тетушка: когда ей что-то нужно, она член семьи, а когда что-то нужно от нее, она современная женщина и отдельно.
На этом месте поднялся Старший. Или потому что его верный друг Коува постучал в окно. Он угощал его роти и беседовал:
– Это ты или ты – его сын? У тебя глаза более беспокойные и жадные, а его были наполнены пониманием и сочувствием, а здесь, где шея серая, была бородка. – И Старший погладил его в этом месте.
– В наших домах не принято так бурчать-ворчать, кар-кар, – сказал Коува. Потом, от усталости открыв рот, уставился на Старшего.
Старший не понял его карканья. Но любовь и дружба не нуждаются в каком-либо языке.
– Хочешь поговорить со мной? – ласково спрашивает Старший. – Ой, нужно же принести воду и мячик.
Он поворачивает пластиковую чашку в сторону Коувы, и тот пьет из его рук. Катает туда-сюда новый теннисный мячик, и тот отбивает его.
Оба играли в мяч, повернувшись спиной к перебранке. Забавно, что вся перебранка перебралась посмотреть на них и, стихнув, превратилась в радостные возгласы умиления:
– Ух ты, посмотри только на них! Как ворона здорово играет! Смотри-смотри, клювом отбивает мяч! Нет, лапой! Нет, клювом, нет лапой. – И перебранка снова возобновилась.
«Да будет семья благословенна! Никогда не прекращается и никогда не оседает на одном месте, – подумал я, подходя к окну, – хорошо, что я живу один».
Да, это я. Не стоит кипятиться, не я сам себя пригласил. Меня пригласили. Старая дружба, и, хотя мы с Сидом уже не работаем вместе, я частенько захаживаю к нему и его родным. Я поменял сферу деятельности. И, глядя на свой выпирающий живот, даже сам не верю, что когда-то был проворным игроком. Что уж там, если я посмотрю на себя со всех сторон, сколько всего еще найдется, чему я не поверю? Сколько разных лиц и жизней бывает у каждого из нас за всю жизнь? И что удивительного, если теннисист станет продавцом органических удобрений? Вряд ли запахи нашего завода напомнят вам о том человеке, чья жизнь была пропитана потом, и мне – тоже вряд ли. Это действительно был кто-то другой, и у него была девушка из Аргентины, и она…
Но это будет совсем другая история, потому как каждое мое здесь появление – фальстарт. В этой же густонаселенной истории до меня очередь еще не дошла – разве могу я приблизить ее?
Но я пришел сюда посмотреть на то, как отец Сида и Коува повернулись спиной к перебранке. Сюда, к окну.
Окно открыто. Перебранка перекатывается мимо. Мне не дают вмешаться: «А ты помолчи, ты ничего не понимаешь». Так что же вы, милые друзья, устроили перебранку при мне? Закидайте-ка ее песком как следует!
Я продолжаю пропускать их клокотание мимо ушей. Во мне тут не нуждаются, и это не моя история. Да, пришел, но что я за персонаж? Я не из этой истории.
В историях недостатка нет, в какой-нибудь и я окажусь в центре событий! В небе луна-Чанда, вокруг которой разливается удивительное сияние. Какая красивая ночь! Дует легкий ветер – как будто раздается еле слышный свист. Ночь наполнена тенями, растворяющимися в лунном свете. Истории будут бродить в поисках того, на кого
